Когда солдаты, предводительствуемые протоколистом Петром Донским, оказались в темном заброшенном дворике, зажатом в углу между Москворецкими воротами, Москворецкой улицей, кремлевским рвом и Китайгородской стеной, Каин указал на одну из стенных печур, переделанную в «избу» (надо полагать, со стороны печуры была сооружена какая-то деревянная пристройка к стене). В ней были схвачены два человека: известный «мошенник», сорокалетний беглый солдат Алексей Иванов сын Соловьев, и сдававший ему жилье за плату хозяин, сорокалетний Степан Болховитинов. На допросе Болховитинов показал, что является купцом Басманной слободы, подушные деньги платит «во оную слободу погодно», «а пропитание имеет» от торговли на Красной площади железом, а также признался в том, что года три назад уже был осужден в Сыскном приказе «за прием под заклад краденой шубы». Можно предположить, что основным его занятием были скупка и перепродажа краденого
[153].При обыске в кармане Алексея Соловьева был обнаружен сложенный вчетверо лист бумаги. Развернув лист, Петр Донской увидел, что на нем рукой Соловьева написано «доношение… что он знает многих мошенников, и при том написан оным мошенником реэстр». На допросе в Сыскном приказе беглый солдат признался, что вот уже «ныне года три», как он, скрываясь в московских трущобах, занимался карманными кражами вместе с целой группой преступников, а затем с горечью поведал, что «об означенной своей вине и о показанных ворах он, Алексей, хотел объявить в Сыскном приказе и о том написал с реэстром доношение, токмо подать не успел» — Ванька Каин его опередил!
[154]Это доношение было подшито в дело и также сохранилось. Грязный, засаленный, со следами складок лист бумаги — его как будто только вчера вытащили из кармана Алексея Соловьева. На нем светло-коричневыми чернилами, неровными крупными буквами, вкривь и вкось, написано:
«Доносит Казанского пехотного полку извощик Алексей Иванов сын Соловьев, а о чем, тому следуют пункты:
Из оного полку был я от службы в укрывательстве, а сколько числом, о том значит в деле. А, пришет в Москву, жил я в Олексеевской слободе у посацкого человека, и знал я из воров, которые просили у меня, чтоб я промыслил им пистолет на разбойное дело, о которых доносил я Вашему Высоко Графскому Сиятельству, которые мною пойманы и в Сыскной приказ приведены и, по приводу, розысканы, и в розысках винились в разных разбоях, о чем значит в деле. А мне, нижеименованному, и поныне решения не учинено, токмо освобожден из Сыскнова приказу и доныне живу праз[д]но.
Жив праз[д]но в Москве, усмотрел беглых салдат, драгун, матрос и праз[д]ноживущих, которые от службы и подушного окладу укрываются.
Много разных чинов люди имеют за собой разкол, о которых именую роспись подам, а имено 607 человек.
Много купечество праз[д]ноживущих, а другая и в подушном окладе, много женска полу, имеют купечество на… (часть рукописи утрачена. —
Дабы высочайшим Вашего Императорского Величества указам повелено было по объявлению моему мною сыскивать»
[155].