Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина

После службы происходило приведение московских жителей к присяге. В многочисленных соборах и монастырях Москвы слышалось чтение «клятвенного обещания»: «…обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом, пред святым Его Евангелием, что хощу и должен своей природной и истинной, всепресветлейшей, державнейшей, великой государыне императрице Елисавет Петровне, самодержице всероссийской… верным, добрым и послушным рабом и подданным быть, и все к высокому Ее Императорского Величества самодержавству силе и власти принадлежащие права… по крайнему разумению, силе и возможности предостерегать и оборонять, и в том во всём живота своего в потребном случае не щадить, и при том по крайней мере стараться споспешествовать всё, что к Ее Императорского Величества верной службе государственной во всяких случаях касаться может… И поступать, как доброму и верному Ее Императорского Величества рабу и подданному благопристойно есть и надлежит. И как я пред Богом и судом Его страшным в том всегда ответ дать могу, как суще мне Господь Бог душевно и телесно да поможет. В заключение же сей моей клятвы целую Слова и Крест Спасителя моего. Аминь!». Потом священник давал присягавшим целовать крест и Евангелие, а затем все подходили к столу, где подписывались под печатным текстом присяги, а секретарь заносил имена присягнувших в специальный «присяжный лист» [21].

Процедурой приведения к присяге руководили высокопоставленные московские чиновники и генералы. Так, в понедельник 30 ноября член присутствия Главной соляной конторы действительный статский советник Кирилл Лаврентьевич Чичерин «стоял у присяги» в Покровском соборе, куда пришли присягнуть 139 человек — 73 церковнослужителя, 33 чиновника, 11 военных, 14 московских купцов, трое дворовых, два оброчных крестьянина, дворянин, «недоросль» и «фабричный». Президент Московской артиллерийской конторы грузинский царевич генерал-лейтенант Бакар Вахтангович тогда же присутствовал на приведении к присяге в Благовещенском соборе Московского Кремля 157 человек. Старый отставной генерал-лейтенант Иван Петрович Измайлов в тот же день принял присягу 214 подданных в Архангельском соборе Московского Кремля. А в Казанском соборе на Красной площади, где пожелали присягнуть 134 человека (офицеры, чиновники, церковнослужители, купцы и дворовые), у присяги стоял судья Монетной канцелярии действительный статский советник князь Сергей Алексеевич Голицын. Главный судья Сыскного приказа князь Яков Кропоткин приводил к присяге московский люд неподалеку, в Богоявленском монастыре [22]. Подписанные тексты присяг и «присяжные листы» ежедневно переправлялись в Московскую сенатскую контору, где производились подсчеты, о результатах которых еженедельно сообщали в Санкт-Петербург. Так, 15 декабря 1741 года в Северной столице получили известие, что за первую неделю в Москве к присяге приведены 24 134 подданных; к 15 февраля 1742 года число присягнувших составило 80 258 человек [23].

В пятницу 18 декабря 1741 года был также день «торжественный»: праздновали «рождение Ея Императорского Величества государыни императрицы Елисавет Петровны», и во всех московских присутственных местах вновь заседания не было. В среду 23 декабря высокопоставленные чиновники вновь не работали, но уже по другому поводу: в Москве встречали турецкое посольство, и многие были приглашены на прием к послу. А в период с 25 декабря по 7 января, от Рождества Христова до Крещения Господня, большинство чиновников освобождались от службы в силу Генерального регламента 1720 года.

Конечно, недовольных неожиданной переменой на троне в Москве было немало, особенно из числа дворянства. Но все-таки многие обыватели в первые дни нового правления пребывали в эйфории, ожидая перемен к лучшему И Елизавета Петровна постаралась не обмануть ожидания подданных.

В воскресенье 27 декабря 1741 года московский люд снова собрался в многочисленных московских городских и монастырских храмах. Конечно; были здесь и «мошенники», которые не упускали возможность пошарить по карманам москвичей, превратившихся в слух. Возбужденный гул толпы звонко пронизывали голоса зачитывавших именной указ от 15 декабря «О Всемилостивейшем прощении преступников и о сложении штрафов и начетов с 1719 по 1730 год»: