Повседневная жизнь женщины в Древнем Риме

Некоторые обряды, например мытье храма Весты, имели «домашний» характер, но при самых важных из них весталки соприкасались с тем, что в нормальном случае женщинам было запрещено: с помолом зерна и приношениями жертв. В мае жрицы Весты принимали участие в обжарке, толчении и помоле полбяных зерен (far для confarreatio); трижды в год они добавляли в эту муку каменную и выпаренную соль, так что получалась mola salsa [517]— жертвенная соленая мука, которой посыпали животное, приносимое в жертву на публичных жертвоприношениях и вообще в жертву всяким богам. С этой мукой весталки присутствовали при жертвоприношениях, куда они, как женщины, не должны были бы допускаться. Но их особое положение в смысле «неспособности» к кровавым жертвам шло еще гораздо дальше. В самом деле: весталки имели право носить жертвенный нож, так называемую «сецеспиту», и, следовательно, приносить жертвы. Были этими жертвами животные? Некоторые детали позволяют предположить, что они словом и делом участвовали в жертвенных обрядах. Например, на Фордицидиях 15 апреля, когда в жертву Теллуре приносили стельную корову, великая весталка вынимала и сжигала плод, пепел которого служил для очищений 21 апреля. 21 августа на празднике урожая фламин Квирина и весталки приносили жертву богу Консу. Быть может, они только присутствовали при этом? Но как тогда быть с их присутствием на церемониях (и жертвоприношениях) в честь Доброй Богини? Туда мужчины вообще не допускались.

Привилегии и светская жизнь

Весталок сближали с мужчинами и некоторые привилегии [518]: они могли составлять завещания и вести свои дела без опекуна; могли свидетельствовать и сами себя защищать перед судом понтификов; при «взятии» они, согласно Титу Ливию, получали жалованье от казны (Stipendium de publico) [519]; кроме того, они имели ликторов, подобно магистратам, и могли передвигаться в носилках. Для сопровождения и помощи при различных обязанностях они имели общественных, а также, видимо, и собственных рабынь. Кроме того, весталки обладали правом помилования. Если весталка случайно встречала осужденного, которого вели к месту казни, тем самым она спасала ему жизнь. Если же кто-либо дерзал пройти под ее носилками, он карался смертью.

Строгости и целомудрие не означали, что у весталок не было светской жизни. Макробий сообщает нам [520], что четыре весталки были на роскошном пиру по случаю инаугурации нового фламина Марса около 70 г. до н. э. — таком богатом и экстравагантном (luxuriosus), что он послужил писателю образцом чрезмерной застольной роскоши. В императорскую эпоху социальное положение жриц стало еще выше: к примеру, на играх и в театре весталки сидели вместе с дамами императорской фамилии [521]. Итак, они могли, поднявшись на императорский подиум, все хорошо видеть, но их самих тоже видели, что не было лишено щекотливости: всякий мог судить о том, как они распоряжаются жизнью и смертью бойцов, от чего в этих строго кодифицированных увеселениях нельзя было уклониться.

Политическая роль

Некоторые весталки играли и политическую роль. При Республике была известна одна весталка из рода Клавдиев, которая, «когда ее брат справлял триумф против воли народа, взошла к нему на колесницу и сопровождала его до самого Капитолия, чтобы никто из трибунов не мог вмешаться или наложить запрет» [522]. Отвлекаясь от анекдотического характера этого случая, надо отметить, что личность жрицы была неприкосновенна даже для народного трибуна, а также то, что весталка, невзирая на законы, исключавшие ее из родственных связей, оказала родичу политическую поддержку. Цезарь избежал сулланских проскрипций не иначе как «с помощью дев-весталок» (per virgines vestales) [523].

Прямым вмешательством в политику можно считать роль весталок в «деле Катилины»: ведь именно праздником Доброй Богини, состоявшимся в доме Цицерона (консула 63 г. до н. э.), была отмечена роковая ночь после ареста заговорщиков. Над пеплом жертвы вспыхнул огонь; жрицы сочли это знамением (omen) и послали Теренцию — жену оратора — «сказать, чтобы он смелее выполнял задуманное ради спасения отечества» [524]. На третий день Цицерону с помощью Катона Утического, несмотря на сопротивление Цезаря, удалось добиться казни заговорщиков. Лициния — одна из весталок, присутствовавших на упомянутом пиру в 70 г. до н. э., незадолго до того оправдавшаяся от обвинения в инцесте, играла роль в избирательной кампании своего родственника Гая Лициния Мурены, консула 62 г. [525], а между тем результат этих выборов был оспорен и послужил поводом для обвинения в заговоре. Цицерон же считал, что это была вполне нормальная родственная услуга.