Хуже того: Адриан приговорил к изгнанию отца, убившего своего сына, который совершил прелюбодеяние с женой отца, своей мачехой, а Дигесты предусматривают случай, когда ночью в супружеской спальне муж убивает спящую с ним жену, или наоборот{216}. Что случилось в Риме при Тиберии у претора Плавтия Сильвана с его женой? По рассказу Тацита{217}, он «по невыясненным причинам выбросил из окна жену Апронию и, доставленный тестем Луцием Апронием к Цезарю, принялся сбивчиво объяснять, что он крепко спал и ничего не видел и что его жена умертвила себя по своей воле. Тиберий немедленно направился к нему в дом и осмотрел спальню, в которой сохранялись следы борьбы, показывавшие, что Апрония была сброшена вниз насильственно. Обо всем этом принцепс докладывает сенату, и по назначении судей бабка Сильвана Ургулания послала ему кинжал <…>. После неудачной попытки заколоться подсудимый велел вскрыть себе вены. Привлеченная вскоре к суду его первая жена Нумантина, обвинявшаяся в том, что посредством заклинаний и приворотного зелья наслала безумие на своего бывшего мужа, была признана невиновной».
В Остии родители оплакивают шестнадцатилетнюю дочь, которую ее муж Орфей бросил в Тибр, но и там обстоятельства дела неясны{218}. А вот случай, пожалуй, еще более страшный: женщина из Лиона Юлия Майяна была убита мужем после двадцати восьми лет брака, оставив девятнадцатилетнего сына и восемнадцатилетнюю дочь{219}. Некую девочку, оставленную без присмотра, сначала, видимо, изнасиловали, а потом убили «украшений ее ради»: об этом горюют Юлий Рестут и Стация Пудентилла в Салоне{220}.
Тацит{221} рассказывает и историю убийства из-за любви без брака: народный трибун Октавий Сагитта, обезумев от любви (amore vaecors) к замужней женщине Понтии, без особого труда добился ее развода. Избавившись от мужа, она находила всяческие предлоги, чтобы не связывать себя новыми узами. Октавий, стеная и угрожая ей, говорил, «что из-за нее потерял доброе имя и остался без средств, он отдавал в ее распоряжение <…> жизнь. Но так как она и на это отвечала пренебрежением, он принимается умолять ее подарить ему в утешение одну ночь, после чего, утолив желание, он прекратит свои домогательства. Такая ночь назначается, и Понтия велит посвященной в эту тайну рабыне оставаться на страже у дверей ее спальни. Явившийся со своим вольноотпущенником Октавий проносит спрятанный под одеждой меч. В дальнейшем, как всегда, когда любовь сплетается с ненавистью, последовали бурные ссоры, мольбы, упреки, наконец примирение, и часть ночи была отдана страсти. И вот Октавий, как бы все еще в любовном чаду, пронзает забывшую о своих опасениях Понтию; от бросившейся к нему рабыни он избавляется, нанеся ей рану, и беспрепятственно выбегает из спальни. На следующий день обнаруживают убитую; кто повинен в убийстве, ни в ком не вызывало сомнений, ибо Октавий был изобличен в том, что провел ночь у Понтии». Поскольку в Риме любовная связь никак не могла завязаться без пособничества слуг, задача судей осложнилась. «Вольноотпущенник берет преступление на себя и заявляет, что он отмстил за нанесенную его патрону обиду; и многих убедило величие его самоотверженности; однако очнувшаяся от беспамятства раненая рабыня открыла истину. По истечении срока своего трибуната Сагитта по требованию отца убитой предстал перед консулами и приговором сенаторов был осужден по закону об убийцах (de sicariis)».
Фрески, мозаики, светильники, серебряные сосуды также свидетельствуют, что супружеские измены проходили на людях: на них видны рабы, которые приносят разные предметы или просто глядят на любовников — ведь они не ведут себя как «порядочные люди», при свете светильника совершенно обнажены и позволяют себе mille figuras. А как понимать возмущенную фразу, брошенную Апулеем сыну своей жены от первого брака: «А ты хочешь знать, что она делает в своей спальне»{222}? Подглядывал ли сын за матерью сам или посылал шпионить кого-то из бесстыдных рабов?
Обязанность верности в браке существовала только для женщин; законы Империи, изданные при Августе, а затем при Флавиях, предписывали наказание за прелюбодеяние. Правду ли, в таком случае, говорил Ювенал{223}, что женщины поэтому охотно «меняют семью, затоптав <супружеское> покрывало»? Или Марциал{224}, писавший, что новые браки служат лишь для прикрытия адюльтера:
После брака: развод и вдовство