Дудинцевы сдали сына в детский сад. Канитель со свекровью не оставляла Вере надежд на скорый выход в школу. Речи не могло идти о переселении Раисы Павловны к себе и уж тем более – в дом инвалидов, Максим не потерпел бы ни того, ни другого. К матери он приезжал редко, отбояривался срочными делами. Что-то не складывалось у него то ли в лаборатории, то ли в отношениях с сотрудниками. Уж Вера-то знала манеру мужа говорить с людьми так, будто его мнение обсуждению не подлежит. Точка всех преткновений, конечная инстанция… В коллективе имелись роптавшие.
Максим привык сопротивляться навязанным жизнью обязательствам, но от других ждал неукоснительного выполнения долгов и обещаний. Поездки жены к Раисе Павловне были несомненно долгом. Носясь с вениками и пылесосом по ее дому, Вера и впрямь чувствовала мазохическое удовлетворение, словно каялась перед собственной матерью, о которой не позаботилась в ее последние дни. Свекровь тоже была старой женщиной и нуждалась в опеке…
Летом лечение в элитном пансионате и усилия медицинских авторитетов возымели действие: Раиса Павловна встала на ноги. Вера прогуливалась с ней по больничной аллее. Утром пятнадцать минут, днем двадцать, перед ужином десять. После выписки прогулки продолжились в сквере у дома Раисы Павловны. Она быстро шла на поправку. Однажды, сидя на скамейке в березовой тени, ткнула тростью в носок невесткиной туфли:
– Ве-ра. Мой сын тебе изме-няет?
Напрасно Вера считала, что свекровь забыла об этой стороне ее жизни с Максимом.
– Не изменяет.
– А я думаю – да, – спокойно сказала Раиса Павловна.
…Она была, как всегда, права. На празднования мелких открытий, юбилеи и прочие увеселения Максим начал ходить один. Исполняя свой полудочерний долг, Вера не располагала свободным временем и вечера старалась отдать Олежке.
Иногда муж приходил под утро, выпивший или пьяный. По всей вероятности, «проветривал мозги». Как-то раз, открыв Максиму дверь ночью, Вера заметила на его щеке не до конца стертую перламутрово-красную печать, подтвердившую подозрения. Попросила носить с собой ключи. Потом он явился из ванной смущенный, противно заискивающий… прилежно старался доказать супружескую верность.
Скоро по его поведению Вера научилась определять градации связей с неизвестными пассиями: подъем, ровный цикл, спад. Как следствие – чувство вины. Любой мужчина, говорила Раиса Павловна (до инсульта), бессознательно ищет новых ощущений. Гению – гениево, мужчине – женщины.
Вера убедила себя не предпринимать шагов к разоблачению мужнего предательства, не то чтобы не желая, а не находя больше ни способов, ни сил с ним бороться. Скрученное в тяжкий узел молчание жертвовалось ради сохранности семьи. Игра в ОСС превратилась в негласное SOS. Вдобавок ко всему кожа Вериного лица с пугающей быстротой стала терять молодую гладкость, и тело неуклонно брюзгло. Вера пристрастилась к горькому шоколаду, посасывала черные квадратики почти беспрерывно.
Когда Максим в одно утро не вернулся домой и, как ни в чем не бывало, явился вечером, будто с работы (а из лаборатории вызванивали весь день: где Максим Эдуардович… где, где, где?!), в Вере до предела натянулась какая-то адская струна. В апогее обиды, лжи мужа, от которой он сам краснел, в его виноватых и порочных руках, Вера пережила непостижимое по своей абсурдности возбуждение. Не сексуальное. Она вдруг поняла, что чувствует в последнюю минуту самоубийца с обоюдоострой бритвой в напрягшихся пальцах, с блаженной обреченностью оттягивая решительный взмах. И струна словно лопнула, выпустив отчаяние, как кровь из вены.
Исподволь установился долговременный режим, подчиненный расписанию свекрови и аритмичному воспитанию Олежки. Только Максим и вносил разнообразие в распорядок будней редким запросом внимания к себе.
Веру поражала способность его матери считать обмельчавшие события своей жизни значительными. Раиса Павловна продолжала записи в дневнике, который вела с юности. Усаживая ее в кресло за письменный стол, Вера тихо ужасалась: в толстой общей тетради стояли кривые палочки, галочки, цифры вразброс. Раиса Павловна напрочь забыла буквы родного и английского алфавитов, но не изменила многолетней привычке. А еще она обязательно читала полчаса в день. Протирала бархоткой очки и через две минуты перелистывала страницу. Часто – в перевернутой книге.
Иногда на Раису Павловну находило великодушие, она соглашалась остаться одна (с вызванной сиделкой). Дудинцевы побывали на торжестве в ресторане по случаю защиты кандидатской диссертации Андрея Порядина. На следующий день – у Порядиных дома, и Олега с собой взяли. Вера чуть не ахнула громко, увидев сына Ирины Марика, похожего на Олежку как младший брат. Никто, кроме нее, не удивлялся. Деликатная причина поразительного сходства мальчиков была, наверное, известна всем знакомым.