Только сейчас Вика сообразила, что уже не лежит, а сидит. Как гриб на полянке, приглашающе. Но вместо того, чтобы растянуться снова, она ухватила свой автомат за ремень и распрямилась. За секунду огляделась, согнулась обратно и так и побежала, пригнувшись. Зрелище сзади и по сторонам было нехорошее. Застрявший без движения МТ-ЛБ так и не загорелся, но его пулемет теперь молчал. Второй был метрах в ста и двигался нехорошо: рывками, доворачивая то влево, то вправо. И около десятка тел, причем половины она раньше не замечала. У одного все было ничего: он лежал в виде буквы «зю» и активно перевязывал себе ногу ярко-белым бинтом. Причем перевязывал не поверх штанины, а отрезав ее на фиг. Рана была чуть пониже колена и здорово кровила, но парень имел довольно бодрый вид. Он тоже матерился, но довольно жизнерадостно, а когда они столкнулись глазами, то на некоторое время замолчал. Ну да, тоже обезболивание. Получше, чем «баю-баюшки-баю» или тот же промедол из аптечки. Но убитые тоже были. Первый, с разбитым лицом под каской. Второй, без видимых ран, но вывернутый дугой, грудью вперед: так никогда не лежат живые. На секунду Вика испугалась: ей показалось, что вообще все, кроме нее одной, убиты, или по крайней мере ранены. Ей нужен был тот санинструктор, простое имя которого вдруг вылетело у нее из головы, но она никак не могла его найти. Ей пришло в голову, что это может быть тот убитый, у которого не было лица, и что стоит вернуться и проверить. На погончики убитого она не взглянула и теперь пожалела. Но ума хватило понять, что это тоже не поможет: с такой раной она не сделает ничего, даже если снимет санитарную сумку. Проще надеяться на то, что она сумеет догнать остальных живых.
Подъем по пологому холму дался Вике тяжело. Несколько помогло зрелище трех вражеских самоходок, которые она обежала: трех горящих и одной, подальше, просто подбитой и брошенной экипажем. Экипаж лежал тут же, в тех позах, в которых его застала смерть. Снова поляки, Бог их знает, из какой части. Самоходки вызывали почтение своими размерами. И калибром стволов пушек, которые опирались аж на рамочную подставку на корпусе, такие они были тяжелые. Нет, таких она никогда не видела: ни вчера в бригаде, ни на старых парадах. Самоходки были явно не русского/советского производства, хотя считалось, что у поляков больше трех четвертей техники именно наша: или покупные машины, или лицензионные. Надо же, оказывается, это неправда. Сами тоже что-то производят.
Задыхаясь, она добежала до самого верха подъема. Земля формировала здесь какую-то ступеньку, но местные наверняка ездили здесь на своей сельхозтехнике много лет. Дорога проходила по гладкой выемке с широкими обочинами. И прямо за этой «ступенькой», за «перевалом» высотой над низиной метров в десять, стоял их третий МТ-ЛБ. У этого все вроде бы было в порядке. Мотор работал, пулеметчик наверху обернулся и посмотрел на нее воспаленными глазами, не изменив по-идиотски спокойного выражения лица. Группа людей у правого борта негромко переговаривалась. Человек 7 или 8, один с обвязанной свежим бинтом ладонью. Она со спины узнала лейтенанта, командира взвода, и подбежала ближе. Остановилась, на ощупь поставила оружие на предохранитель, выкинула уже досланный патрон. Никуда она не попала, надо же.
– Товарищ лейтенант!
Ребята обернулись и посмотрели на нее. Выражения на их лицах – веселых, усталых, мрачных – стали сплошь одинаковыми. Дикими.
Снова мат. Это уже утомляло. Это невозможно было выносить.
– Ты ранена? – уловила она из потока прозвучавших почти одновременно комментариев.
– Нет.
Вика посмотрела на себя вниз и ужаснулась. Ну да, половина крови того парня досталась ей. Понятно, теперь она выглядит как привидение. Торопясь, она рассказала всем об оставшемся позади тяжелораненом. Показала рукой, в какой он стороне от спуска. Лейтенант в очередной раз проявил деловитость, которая не могла не радовать. Один из рядовых получил от него команду «пулей» найти лейтенанта медслужбы и живого или мертвого дотащить до нужного места. Двое других – снять аптечку с тягача и бежать прямо туда, к раненому. Попытаться сделать что можно.
Ни один не произнес ни слова возражения. Армия. Вика вызвалась проводить, и лейтенант коротко ей кивнул, уже оборачиваясь назад, к пейзажу и к своей рации. Вика тоже поглядела в последнюю возможную секунду. Дорога в широкой выемке выглядела так, будто по ней прошел батальон. Две уцелевшие к этому времени самоходки стояли в 200–250 метрах впереди, обе поперек дороги. И обе горели, как свечки.
– Что, нравится? – криво улыбнулся один из парней постарше. Вика не узнала его: просто еще одно незнакомое лицо.
– Кто это?
– Ляхи, мля, – с презрением ответил тот. – Но ничего, не из худших. Не трусливы. И меткие, гады… Для новичков – так просто молодцы. Видела, как стоят?
Вика уже собиралась бежать, догонять двух солдат, убежавших вперед со скинутой им аптечкой. Но заставить себя удержаться и не переспросить она не сумела: ее бы разорвало от недостатка информации о происходящем, как хомячка.
– Как стоят?