Позади Москва

Второго он убил лично, потому что был реально оскорблен и даже потрясен. Человек, который был обязан ему всем, которого он вытащил из реального дерьма, из менеджмента какого-то потрошимого им засранного, никому давно не нужного околокосмического НИИ… Которому дал все, оценив его стиль работы, примерив его на нужный участок и не разочаровавшись. И вот этот человек вздумал украсть уже у него? Деньги и связи, которые он сделал сам, кусок его имени, которое он заработал своими усилиями, своим талантом, своим потом? Только идиот мог представить, что он оставит это, спустит с рук. Свое место, свои деньги, свою власть он заработал слишком тяжело. В первые годы своего восхождения ему приходилось без преувеличения десятки часов сидеть в приемных государственных людей, выход на которых он получал чудом. Большими и совершенно нелишними ему самому деньгами, большими услугами, иногда унижением. Они уходили, приходили снова, секретарши хамили ему, иногда обещали, что он не дождется. Он дожидался раз за разом. Ему давали одну минуту ровно, и он объяснял первый кусочек придуманной им схемы, в которой с одного конца было государство, с другого – то же самое государство, а в середине закрытые несколькими последовательными звеньями с разными названиями – карманы этого конкретного человека. В подавляющем большинстве случаев ему давали еще одну минуту, а потом еще одну. И передавали его как «перспективного молодого человека» другому члену «семьи». А потом уже и не «семьи».

У него воровали и раньше, и он реагировал всегда: жестко и быстро. Посмевший счесть себя больно хитрым или больно умным человек неожиданно лишался всего: и счетов, и места в верхней части пирамиды, а пару раз и жизни. «Передозировка наркотиков» в родной квартире почти обычное дело и для Москвы, и для, между прочим, Праги. Редко когда кого-то в полиции интересовало, почему вдруг такой, без сомнения смертельной дозой ширнулся благополучный, обеспеченный, семейный человек. Не имевший «анамнеза наркотической зависимости» ни по каким свидетельствам и объективным признакам. В этот раз Алибегов взбеленился оттого, что обманувший, обокравший его человек был полностью своим, его собственным. По умолчанию обязанный ему всем, гарантирующий свою преданность. Ну, и чуть-чуть точила изнутри мысль: как это будет? Когда не за рулем, а сам? Похоже на кино или нет? Когда есть возможность, и повод, и гарантия безопасности на уровне «почти» (и это самое интересное), почему бы нет? Восемь человек охраны на одного беззащитного, прижатого к стволу дерева в темном лесу уже к его приезду. Плачущего, кающегося, обещающего. Ивану Викторовичу объяснили, как надо делать, но он все равно подошел слишком близко, потому что переволновался, – и его забрызгало. Это было противно и испортило половину удовольствия, поэтому повторять он не стал больше никогда. Для этого были другие люди, проще него. Два по 150 коньяка на месте, жареное мясо и еще коньяк потом, в своем доме, горячая женщина, изображающая нахлынувшую страсть, – все в совокупности это дало хорошее послевкусие. Но он был реалистом: если нет интереса, зачем тогда это нужно?

Про то, как интересно может быть с женщиной, ему наобещали сорок бочек арестантов. «О-о! Ни с чем не сравнить!» С подробностями. С примерами. Люди, которым он в этом поверил. Приятели. Разница была, вероятно, в том, что им был важнее процесс: как выбираешь, лучше именно русскую. Как забираешь себе, как насилуешь, как выкидываешь ее или убиваешь. А ему неожиданно оказалось интереснее все сопутствующее: как общаться потом с теми же «представителями власти» на каждом уровне. Через кого, какими словами, сколько это стоит. Как убирать потом из реальности, из случившегося одну деталь за другой. Как наслаждаешься потом эффективностью, точностью всего сделанного. Реализацией своего права сильного. Настроение он выбирал долго, а вот девочку выбрал буквально по наитию. Ехал, и даже трезвый. Показал пальцем под козырек автобусной остановки – «вот эту». Ребята переспросили, остановились, вышли. Затащили к себе. Дали по морде тем, кто на этой остановке пытался что-то вякать. Отобрали телефон у того, кто пытался что-то снимать. Привезли к нему: он ехал в передней машине и даже не предвкушал, а размышлял, как оно будет. И обидно, что оказалось – никак. Неинтересно. Ну, надавал по щекам еще больше. Ну, поборол: тоже мне, победа. Сопротивление, крики, попытки царапать не разъярили его, даже сочувствие вызвали. Но попробовать все равно хотелось. Ну, сделал: удовольствие ниже среднего. Любая профессионалка в три раза сильнее будет визжать, если он захочет, а слезы вообще его всегда раздражали. Ну, придушил, ожидая чего-то острейшего, неземного. Ни хрена. Обманули.