— Прости, пожалуйста, Артур, что я опоздала, — заметила она. — Ты ведь знаешь, со мною это случается достаточно редко.
— Надеюсь, ты не думаешь, что я буду упрекать тебя за это? — ответил он с такой отменной вежливостью, что напомнил ей извивающегося угря. — Да у меня и нет на это ни малейшего права.
— Может, ты и прав. — Доната села против него за стол и закинула ногу на ногу. — Но мне самой неприятно.
Штольце сел, аккуратно подтянув брюки, чтобы не повредить складки.
— Что же случилось?
— Я выскочила позже обычного, да еще и попала сразу же в затор.
— Что ж, бывает. — Он наклонился, чтобы вытащить бутылку коньяка.
— Ой, зачем же в такую рань-то? — вырвалось у Донаты.
Он посмотрел на бутылку с сожалением, но все же убрал ее.
— Наверное, ты права.
— Но если ты сам считаешь, что это принесет тебе пользу…
— Конечно, принесло бы. Но иногда нужно уметь и отказываться.
Доната охотно спросила бы, есть ли какая-то особая причина для этого разговора, но запретила себе проявлять инициативу, чтобы не облегчать ему задачу. Она лишь смотрела на него выжидающе широко открытыми глазами.
— Хм, Доната, — приступил он наконец к делу и провел безымянным пальцем по усам, — видимо, проблема «Тобиас Мюллер» ныне счастливо решилась.
Это замечание показалось ей совершенно бессмысленным, но она для начала не издала ни звука, поскольку все же ожидала чего-то в этом духе.
— Вопрос лишь в том, — продолжал он, — заменим мы его сразу же или подождем до весны.
— Я тебя совершенно не понимаю, — ответила она.
— Разве я говорю по-китайски?
«Все идет не так, как надо, совсем не так, — подумала она, — и это просто невыносимо».
— Но ведь он еще не уволился.
— Еще нет. Но не сегодня, так завтра надо этого ожидать.
— Он на больничном листе, Артур.
— Эта болезнь, деточка ты моя, всего лишь предлог. Этим он создает себе передышку, чтобы еще до увольнения подыскать себе новое место.
— Я так не думаю, Артур.
— Он заметил, что здесь на него косо смотрят из-за его связи с тобой; признаю, что я и сам был с ним за последнее время не слишком любезен. И он сделал из этого выводы. Ты должна с этим примириться, Доната. В сущности это ведь делает ему честь.
— Ты ошибаешься.
Он обнажил в улыбке свои безупречные зубы.
— Вот таковы женщины! Что вам не нравится, того вы и знать не желаете.
Уже сам его тон очень нервировал Донату.
— Тобиас болен, — промолвила она, и в тоне ее звучала настойчивость. — То есть, точнее, был болен. Сейчас он поправляется.
Его улыбка не угасла полностью, но превратилась в чуть заметную циничную гримасу.
— И откуда же это тебе известно?
— Потому что я приютила его в своем доме.
Он потерял самообладание.
— Что??
— Не рычи на меня! Да, ты верно расслышал мои слова. Он был очень болен, с высокой температурой и без жилья. Подружка выставила его из своей квартиры. Тогда я и приютила его в одной из моих гостевых комнат.
— Доната, как ты могла?!
Доната выставила вперед подбородок.
— Мне это представлялось, да и сейчас представляется, вполне естественным. Куда же было деваться этому несчастному парню?
— Скажем, в клинику.
— Для получения направления в клинику его болезнь была недостаточно тяжелой.
Он забарабанил пальцами по столу.
— И кому об этом известно?
— Но ведь это всего лишь моя личная жизнь. Тебя это не касается ни в малейшей мере.
— А если ты погубишь свою репутацию?
— Чепуха, Артур, и ты это знаешь. Миллионы пар живут в наше время вместе без свидетельства о браке, и никому это не мешает. А кроме того, он у меня лишь временно.
— Он должен исчезнуть из твоего дома, и притом немедленно.
Сначала Доната собиралась сообщить Штольце, что уже говорила с Тобиасом о его увольнении. Теперь же это показалось ей невозможным.
— Из моего дома, — зло сказала она, — и также из моей фирмы? Так? А лучше всего вообще вон из моей жизни?
— Ты сама сказала нужное слово.
— А почему? — Доната тоже стала говорить громче. — Только из-за разницы в возрасте, которая касается лишь нас двоих?
— Это касается отнюдь не только вас.
— Только нас. Мы знаем супругов… — Ты говоришь и о супружестве?
— …Которые куда меньше подходят друг другу. У них нет общих интересов, общего уровня образования, общего чувства юмора, и все же они как-то уживаются друг с другом. А у меня с Тобиасом все согласуется, кроме возраста.
Но это-то и есть решающий фактор! Черт побери теперь я все же глотну. — Он нырнул под крышку письменного стола.
«Похоже, что без глотка тебе никак не обойтись», — подумала Доната, но вслух этих слов не произнесла, не желая доводить возникший конфликт до взаимных оскорблений.
— Будешь? — спросил он, уже держа бутылку в руке.
— Нет, благодарю.
Он налил себе в стакан коньяку, одним махом осушил половину, сразу же долил снова доверху и лишь после этого спрятал бутылку.
Доната использовала паузу, чтобы собраться с духом.
— Послушай, Артур, — сказала она уже спокойнее, — могу я тебе напомнить, что Алина моложе тебя больше чем на двадцать лет?
— Это нечто совсем иное. Она — моя вторая жена. Мне было за сорок, когда я женился на ней. Тогда ведь было вполне естественно, что я взял в жены не ровесницу, а женщину более молодую.