Поздние ленинградцы. От застоя до перестройки

В любой стране и при любом режиме самый простой способ выбиться в люди – хорошо работать. Но в многочисленных ленинградских НИИ и КБ семидесятых годов посты завлабов занимают старшие братья – шестидесятники, а в начальниках – люди из поколения фронтовиков, которые годятся нашим героям в отцы. Перспективы карьерного роста близки к нулю, работа идет ни шатко ни валко.

Борис Элькин: «Я какой-то фигней занимался. Книжки читал в столе. Меня ловили. Я говорю, мне делать нечего. Они говорят, читай техническую литературу. Повышай свой уровень. Это ужасно было. Тетки красились. Бесконечно курить ходили. Ну, это такая выматывающая штука, конечно, выматывающая. Все заканчивали в 6 часов. В 6 часов звонит звонок. Во всех конторах. И вот все с низкого старта кидались бежать. То есть бежали с работы, как с пожара».

Если нет объединяющей идеи и захватывающего дела – главной становится личная жизнь. Все сыты, крыша над головой есть, скромную зарплату платят регулярно, всем примерно одинаковую.

Валентин Семенов: «Работа была ничто. Отсидеть, переждать, всё начиналось как раз после работы. Проводили досуг в своих собственных, как бы сейчас сказали, тусовках. Это было любимое – собираться компаниями и заниматься своими любимыми делами».

Живут в ожидании отпуска. Его детально планируют, о нем мечтают весь год.

Александр Васильев: «Болгария была пределом мечтаний. Кто не хотел поехать в Златы Пески! А кто не мог, думал о Сочи, о Пицунде, о Ялте, которая считалась великолепным отдыхом. Или о Юрмале, где самые прозападные собирались».

Людмила Чубайс: «У нас была байдарка. У нас была палатка. У нас были там всякие разные котелки, ведерки и всё остальное. И вот мы разрабатывали какой-то маршрут. И на 2–3 недели брали байдарку и уходили на природу».

Туристический аскетизм мирно уживается со стремлением украсить быт, чтобы всё было, что называется, как у людей. Стенка, чеканка, вагонка, хрусталь, сервиз. Товары в СССР не покупают – их достают. Возможностей мало. Джентльменский набор – «дачка, тачка и собачка» – доступен немногим. Тем сильнее радость обладания дефицитным товаром.

Людмила Чубайс: «Хрусталь – это розовые мечты. Машина „Жигули” – что-то невероятное. Такое, чего у меня никогда точно не будет. И обидно было, почему так. Мы вот за свои 100 рублей зарплаты, может, сможем за каких-нибудь 10–15 лет накопить».

В 1970-е годы в жизни людей важнейшую роль играет дефицит. То, за чем бессмысленно ходить в магазины. Джинсы. Сигареты «Кент». Пыжиковые шапки. Дубленки. Торт «Мечта». Ликер «Ванна Таллин». Журнал «Силуэт». Вещи занимают всё большее и большее место как символ престижа, успеха, демонстративного потребления. И многие начинают «крутиться» – доставать, обменивать, спекулировать, выпрашивать у иностранцев. Роль денег в жизни людей становится гораздо более важной, чем, например, в 1950-е или в 1960-е годы.

Альберт Асадуллин: «Первое, что мне хотелось, – джинсы настоящие. Ну, не только мне. Всем моим друзьям. Это был символ буржуазного капиталистического мира. Как жвачка, кока-кола. Фарцовщики появлялись в институте, доставали что-то. Привозили. Но они стоили бешено дорого».