Так что он уже не был чрезмерно повязан делами, и у него освободились руки для дальнейшей лепки образа, который он был намерен придать бесформенному народному телу и для чего Йошуа, его стратегически мыслящий юноша, отвоевал мастерскую, то есть оазис Кадес. Несомненно, право являлось важным примером значений незримости Бога и вытекающих из нее последствий, но все же лишь примером, и долгая то была работа, осиливать которую пришлось в гневе и терпении, — создать из необузданных орд не просто народ, как остальные, кому удобно обыкновенное, а чрезвычайный и обособленный, чистый образ, созданный для Незримого и Ему посвященный.
Род скоро смекнул, что это значит — попасть в руки к такому гневно-терпеливому, ответственному пред Незримым мастеру, как Моисей, смекнул, что неестественное повеление оставить все радостные крики по поводу утопления врага было лишь началом, и даже опережающим началом, уже лежащим в сфере чистоты и святости и имеющим множество предпосылок, которые необходимо соблюсти, прежде чем доживешь до того, что подобное требование не будет восприниматься абсолютно неестественным. Как обстояло дело с этой толпой, что это было просто за сырье из плоти и крови, лишенное основополагающих понятий о чистоте и святости, как Моисею пришлось начинать с самого начала и учить их азам, видно по насущнейшим предписаниям, при помощи которых он начал мастерить, тесать и отсекать — не к их удовольствию; глыба не на стороне мастера, она против него, и уже самые первые шаги по приданию ей формы представляются глыбе в высшей степени неестественными.
Моисей всегда был посреди них, то там, то сям, то в одном, то в другом стане, коренастый, с широко посаженными глазами и расплюснутым носом, он потрясал кулаками на широких запястьях и будоражил, привередничал, придирался, регулировал жизнь, ругал, судил и расчищал, всегда беря за точку отсчета незримость Бога, Яхве, который вывел их из Египта, чтобы взять Себе в народ и иметь в них святых людей, святых, как Он Сам. Пока они были не чем иным, как сбродом, что демонстрировали уже, опорожняя внутренности в стане, там, где приспичивало. Это был позор и непотребство. Место должно быть у тебя вне стана, куда бы тебе выходить, ты меня понял? И должна быть у тебя лопатка, чем копать, когда будешь садиться; и потом зарой испражнение свое, ибо Господь, Бог твой, ходит по твоему стану, а посему он должен быть свят, то бишь чист, чтобы Он не зажал Себе носа и не отступил от тебя. Ибо святость начинается с опрятности, она и есть чистота в грубом смысле, суровое начало всякой чистоты. Ты понял, что я сказал, Ахиман, и ты, женщина Ноеминь? В следующий раз у каждого должна быть лопатка, или на вас снизойдет Ангел смерти!
Должен ты быть чист и много омываться водою живой для здоровья, ибо без него не будет ни чистоты, ни святости, болезнь не чиста. А если полагаешь, что хамство здоровее чистых нравов, то ты туп и поразит тебя желтуха, почечуй и проказа египетская. Не будешь блюсти чистоту, покроешься страшной черной коростой и зародыши язвы будут переходить с человека на человека. Учись различать между чистотою и нечистотою, иначе не устоишь пред Незримым, так и останешься хамом. Посему, если у мужа или жены проказа едкая, истечение из тела, короста или чесотка, они не чисты и не должны оставаться в стане, а извергнуты из него вон, отделены в нечистоте, как Господь отделил вас, дабы вы были чисты. И до чего тот дотронется, и на чем он возлежал, и седло, на котором он ездил верхом, должно быть сожжено. Если же он очистился в отдельности, должен отсчитать семь дней, действительно ли он чист, и как следует омыться водой, тогда может снова войти.