Поздние последствия

До конторы стоматолога Маркуса Гроберга было рукой подать, но Страндгата в ноябре продувается насквозь. Валманн шел и дрожал от холода. Он знал, что можно было бы и не ходить, а позвонить по телефону и спросить, не согласится ли стоматолог опознать умершую женщину, предположительно Карин Риис. Но Валманна интересовало не только опознание умершей, с этим можно было не торопиться, так как они еще не получили ее тело от судебно-медицинских экспертов. Он хотел задать добропорядочному стоматологу совсем другой вопрос и посмотреть, как тот прореагирует.

— Ну, а какие, собственно, отношения были между вами и вашей ассистенткой?

Гроберг на секунду остолбенел, но быстро пришел в себя и повернулся к полицейскому, чтобы ответить.

Маркусу Гробергу было под пятьдесят, хотя его тело выглядело старше. Он был сутул, узкоплеч, плохо выбрит, с бледным одутловатым лицом и бегающим взглядом, тонкая шея болталась в просторном вороте рубашки. Яркий пример пожилого холостяка, подумал Валманн. На губах у него играла постоянная полуулыбка, как будто кто-то только что сказал ему нечто приятное. Когда Валманн вошел, с зубоврачебного кресла встал пациент, а Гроберг держал в руке и рассматривал рентгеновский снимок. На голове у него была маленькая белая шапочка, а на свободной руке — белая латексная перчатка. Марлевая повязка висела вокруг шеи. Валманн представился. Рукопожатие стоматолога было вялым. Инспектор подождал, пока врач договаривался с пациентом о следующем визите, а затем задал свой вопрос, внезапно, без какого-либо вступления.

— Какие отношения?.. А что вы, собственно, имеете в виду?

Реакция была такой, как и ожидалось. Гроберг протрубил отбой, сделав вид, что не понял ни содержания вопроса, ни к чему клонит полицейский. Но на лице у него читалось совершенно иное. Он раскрыл рот, прежде чем взял себя в руки, и стиснул белоснежные зубы, к которым были применены, очевидно, все возможные отбеливатели.

— Я имею в виду… — Валманн напустил на себя несколько суровый тон, — я хотел бы знать, не состояли ли вы в сексуальных отношениях с Карин Риис.

— Но… — Гроберг повернулся к столику с инструментами, стоявшему справа от зубоврачебного кресла, затем осознал, что ему там ничего не нужно, и медленно, как будто боялся потерять равновесие, повернулся к Валманну. — Но это же… неслыханно!

— Наоборот. Такое часто бывает. А кроме того, вы сами меня надоумили спросить.

— Я? Каким образом? Это абсолютно… — Гроберг ухватился за спинку кресла. Валманну даже жалко его стало, он выглядел абсолютно неподготовленным к такому обвинению и полностью беззащитным.

— Когда мы разговаривали по телефону в пятницу и я попросил вас описать Карин Риис, вы употребили выражение, которое меня удивило. Вы назвали ее «милашкой». Вы помните? Милашка. Вы думаете, что это подходящее слово для описания стоматологом своей молодой ассистентки?

— Да… я понятия не имею!

— Мне кажется, это больше похоже на то, как пожилой любовник говорит о своей молодой любовнице, вам не кажется?

— Нет, знаете что! Это!.. Это!..

— Давать ложные показания полиции наказуемо. Вы это знаете?

— Ну да, конечно.

Валманн позволил врачу на короткий момент собраться с мыслями. Гроберг стоял, слегка наклонившись вперед, и тяжело дышал. Валманну показалось, что он еще никогда не видел человека, у которого слово «виновен» с такой ясностью было выражено на лице, в каждом движении и повороте тела. Гроберг просто не умел притворяться и лгать. Неужели есть еще такие люди в наше время? — подумал Валманн. И где только их искать? Почему они так редко встречаются?

— Но она действительно была прелестной девочкой, не так ли?

Гроберг молчал, вместо ответа раздался лишь едва слышный стон.

— В этом нет ничего постыдного. — Валманн старался говорить доверительно. — Даже если она была такой девочкой.

— Что вы имеете в виду? — Голос Гроберга задрожал, а глаза вдруг наполнились слезами. — Она была порядочной девушкой! Не вздумайте сказать ничего другого!

— Она несомненно была добрым человеком. Но я знаю, что она к тому же была проституткой.

— Неправда! Не здесь! Не со мной! — Гроберг поднял руки, как бы защищаясь от ужасного зрелища. Его жест напомнил Валманну дешевый любительский спектакль.

— Но вы давали ей деньги?

— Нет, не сразу.

— Как это?

— Только позднее.

— Ну да. Но все-таки давали.

— Но это я предложил. Только чтобы помочь ей. Я заставил ее взять от меня немного денег. Понимаете, заставил… Я знал, что она нуждается. — Он уставился в пол, продолжая цепляться обеими руками за кресло.

— А откуда вы это узнали?

— Из того, что она рассказывала. И ведь я знаю Илью.

— Илью?

— Ее мужа. Властный мужчина. Он служит Богу, но не мамоне.

— А как вы с ним познакомились?

Впервые стоматолог посмотрел старшему инспектору Валманну прямо в глаза: