Поздний бунт. Андрей Старицкий

- Наводить мосты? Прекрасная мысль. Но ни в коем случае не делать вид - не нужно считать врага глупым - по-настоящему наводить! Для охраны посохи выделить по тысяче жолнеров с рушницами, еще и по яти пушек. Вот тогда - поверят без всякого сомнения. А вот удар с тыла следует готовить в полной тайне. Зайти за Цепру у ее истока, спускаться же вниз, огородив себя разъездами, чтобы не смогли сквозь них просочиться крымские лазутчики, и, почти спустившись к луче, переправиться там через Цепру. На все действия - сутки. Подойти как можно ближе к стану царевича, но ни в коем случае не открывать себя. Напасть без промедления, когда начнется стрельба из Вагенбурга. Три тысячи шляхтичей пойдут для удара с тыла. Поведет их пан Замойский-младший.

С рассветом пятидесятитысячное войско подошло к крымскому стану. Поляки построились квадратами: по бокам конница, а между квадратами - пушки. Крымцы же ждали ляхов и стояли в боевых порядках. Их кони, привыкшие к стремительным сечам, нетерпеливо копытили землю, ожидая, когда всадники подберут поводья.

Ждут противники, кто первым начнет движение. Перекидываются оскорбительными репликами. У пушкарей в руках факелы, порох на полках. Вот сейчас из-за спины стоявших в боевом порядке татар появятся лучники и, вертя чертово колесо, примутся осыпать стрелами стройные квадраты ляхов, неся им смерть. Тогда и начнется главная работа для пушкарей.

Но что это? Крымцы заволновались. Часть их отделилась, понеслась к речкам.

«Хорошо сработано! - торжествовал главный воевода князь Михаил Глинский, - клюнули татары!»

Если прислушаться, то можно было уловить стук топоров посохи, доносившийся от мест, где шла подготовка к наведению наплавных мостов через Лань и Цепру. вот донеслись оттуда и первые пушечные выстрелы, завязывались стычки. Стало быть, вынужден будет царевич отрядить к местам строящихся мостов часть нукеров, а это именно то, что нужно.

Действительно, ускакали нукеры поспешно.

«Что же, пора!» - определил главный воевода и повелел сигнальщику:

- Давай сигнал!

Жахнули пушки. Еще раз. Еще и еще. И вот уже рванулась вперед конная шляхта, на заметно прореженные пушечной дробью первые ряды нукеров. Туча стрел полетела навстречу атакующим, но она не смогла сдержать лихих шляхтичей. Не остановили их и пики: прорубились сквозь густую смертоносную щетину играючи и вклинились в боевые порядки крымцев. А тут и пешие жолнеры подоспели. У пешцев своя манера биться с татарской конницей: щит от удара саблей, мечом же - коню в бок или по ногам. Всадник не успевает выпрастать ноги из стремени, как его уже настигает смертоносный удар.

Однако крымцы тоже не лыком шиты. Ловки они в сечах. Очень ловки. Крутятся, как волчки, а от ударов кривых сабель не всегда можно успеть закрыться щитом. Полилась кровь христианская и мусульманская. Падают буйные головы на помятую донельзя траву.

На переправах меж тем продолжают палить пушки. Крымцы не перебираются через реку, чтобы напасть на плотников и их охрану, только стрелы пускают, если стрелы долетают, то бьют довольно метко. Для того и пушки палят, чтобы подальше держать татарских лучников. И все же медленно идет работа у посохи, все еще не готовы наплавные мосты. Татар это устраивает, но устраивает и польских ратников. Хорошо знает свое обманное дело и посоха. Плотники стараются, понимая, что их труд не стоит выеденного яйца. Вяжут и плоты, тоже показно спеша. Впрочем, эта работа не бесполезна. Когда ударят пушки из гуляя, часть конников начнет переправу через речки, обозначая именно на этих местах главное направление боковых ударов, основные же силы в это время переберутся через реки без помех, сметут тех, кто встречает стрелами плоты, и наметом[83] понесутся на ворогов.

Уже долго длится сеча, и все также ожесточенно рубятся нукеры со шляхтой и жолнерами, но разве ляхи не столь ловки и упорны? Никто никого одолеть не в состоянии. Так можно до вечера лить кровь друг друга, если военачальники не придумают какой-либо хитрости.

Князь Глинский не спешит. Не о гибнущих в рукопашной схватке дума его (сеча без жертв не бывает), а о том, как бы не прозевать нужного момента, чтобы отступить слаженно, не вызвав подозрения у крымцев.

Первым делает ход Бату-Гирей: чтобы переломить бой, пускает в сечу половину своей личной гвардии. На какое-то время это ему удается: попятились ляхи без сигнала.

«Пора!» - решает Глинский.

Ударил набат, зашлись гудки, вроде бы для подбадривания жолнеров и шляхтичей, но и те, и другие знали, чего ради звучат они - попятились в центре, следом фланги начали отступление.

Крымцы на седьмом небе. Вот она - победа! Еще нажим, и побегут в панике ляхи. Секи их, аркань в полон. Вату-Гирей пустил в бой еще часть личной гвардии, оставив при себе лишь сотни три.

«Молодчина! - мысленно похвалил царевича Глинский. - Теперь твой конец не за горами!»