Поздний развод

– Не хотите ли вы подняться со мной наверх?

– О, нет… Нет. Я не могу этого сделать. Не в такое время. Я подожду здесь, у машины. У меня в машине есть приемник… и вообще все, что нужно. Я просто перепутал время… что-то с часами… и вот приехал слишком рано… Забудьте об этом, прошу вас… В конце концов, это ваш последний день здесь… Нет…

– Но, мистер Кальдерон, я настаиваю. Мы, кроме всего прочего, вытащим Цви из постели.

– Абсолютно невозможно! Это выглядит так… как если бы я…

И он начал все сначала:

– Это, как если бы я… на самом деле я собрался в синагогу… Я никогда ведь не пользуюсь машиной ни в субботу, ни по праздникам… Все для молитвы – и таллит, и кипа, и молитвенник у меня с собой. В машине… И я уже был на полпути к синагоге, как вдруг в голове что-то взорвалось… Мысль… Что все в моей жизни безнадежно… Что он хочет меня бросить… Скажите, ради бога, что это не так. Вы высказали столько достоинства и сочувствия ко мне в ту ночь… Это так помогло мне дожить до сегодняшнего дня…

Я дотронулся до его тонкой и теплой руки, и он прижался ко мне, его морщинистое лицо покрылось пятнами, глаза запали.

– А он ничего не говорил обо мне… Хоть чего-нибудь?

– Давайте поднимемся…

Его лицо ожило. И просветлело.

– Но он… Цви… Он упоминал?.. Он не скажет, что…

– Нет. И, насколько я его знаю, не говорил и не скажет. Но пошли, выпьем чего-нибудь, вам это не повредит. А его мы разбудим. Хватит уже ему спать.

– Для него это вредно… Я имею в виду его привычку спать допоздна. Это не позволяет ему продвигаться в делах. Я говорил ему, что он не может позволить себе открывать глаза за час до открытия биржи и думать, что самое время заняться чем-то. Но ведь сегодня другое дело… праздник… Почему бы не дать ему отоспаться? Не волнуйтесь… А если мы разбудим его, то он страшно разозлится… А я… Может, мне удастся отыскать какую-нибудь синагогу поблизости, и я смогу помолиться…

И он вытер с глаз слезы.

– Тогда пошли. Разрешите мне показать вам маленькую синагогу, открывшуюся только сегодня. Мы с Гадди прогуливались этим утром и наткнулись на нее – в его старом детском садике… Некоторые жильцы близлежащих районов, как я понял, захотели вернуться к религии.

Он колебался…

– Я уверен, что это не сефарды… только ашкенази… особенно из недавних… они, да, возвращаются к религии. А кроме того, я совершенно не знаю всех этих новых песнопений. Но вы не беспокойтесь… Я пойду, ладно… Схожу туда. Где это?

Он достал свой таллит из машины и набросил его на себя. Возложил на голову черную кипу, поднял в машине все окна и закрыл двери.

– Когда этим утром я садился в машину, ощущение было такое, будто впереди меня ожидает огненная полоса. Никогда раньше я не садился за руль ни в субботу, ни в праздники. Хорошо еще, что мой отец умер и никогда об этом не узнает. Но я искуплю свои грехи… Я верну Богу то, что получил от Него. Я подведу всему итог. Пусть даже причиной для этого явится отчаяние и ощущение безнадежности. Чувствую, как у меня из-под ног уходит почва. И от этого я начинаю думать о смерти, да мне и не хочется жить. Но я должен выстоять… Выстоять. И я знаю, что…

Он крепко сжал мою руку.

– Цви… Он действительно ничего вам не говорил? Не говорил, что он собирается сделать?

– Нет.

– Но я ведь знаю это. Я знаю… Нет, ничего не говорите мне… Я знаю, что он хочет меня бросить… Я это чувствую. Будь он женщиной… Но где, скажите, я могу встретить мужчину, которого полюбил бы так? Все это для меня такая беда… Такое несчастье… Прямо с первой минуты…

Он стоял весь облитый солнечным светом. Стоял на каменных ступенях, ведущих к синагоге, и говорил, и говорил немного гнусаво плачущим голосом. Снизу до нас доносились голоса, которые всегда слышны при обычной службе, равно как и топот бегающей детворы, всплески молитвенных песнопений… Несколько мужчин в таллитах курили рядом со входом в синагогу, мне захотелось успокоить его… а заодно успокоиться и самому.

– Давайте обо всем этом и поговорим с Цви…

– Нет, нет… не надо! Он разъярится. Он обвинит во всем меня… А у вас достаточно своих неприятностей. Не говоря уже о том, что этой ночью вы улетаете. Кстати, я сказал Цви, что буду счастлив доставить вас в аэропорт. Я буду скучать по вам, мистер Каминка… Все мы будем. Хорошо… Увидимся позднее. Может быть, молитва немного меня успокоит. И скажите Цви, что я вскоре вернусь.