Читаем Поздний развод полностью

– Прошу прощения… Не разрешите ли мне пригласить всех вас в ресторан? Я знаю один… Здесь поблизости. За мой счет, разумеется. Очень милое заведение… отличная еда, прекрасный сад… посреди леса… пожалуйста…

Яэль предложение отклоняет:

– Спасибо. Это очень мило. Но есть мы будем здесь.

Кедми, наоборот, идея приводит в восторг.

– А что… На самом деле, чем плохо поесть на свежем воздухе? Почему бы и нет?..

– Разрешите мне все это организовать, – настаивает воспрянувший духом Кальдерон. – Для меня такое удовольствие пригласить всех вас. Так сказать, прощальный ужин для семьи профессора Каминки… при одном условии – вы позволите мне оплатить весь счет.

Яэль не в силах сдержать улыбку. Этот Кальдерон… он такой смешной. Но…

– Проблема не в этом, – говорит она. – Я уже приготовила все, что нужно, здесь… и, разумеется, вас я приглашаю тоже, – добавляет она, обращаясь непосредственно к Кальдерону, не оставляя при этом попыток разлучить Кедми с его креслом. А Кальдерон, воодушевленный своей идеей, пытается сейчас перетащить на свою сторону Цви, который ухмыляется, глядя из своего угла на Яэль.

– Меня эта проблема вообще не волнует, – говорит он. – Делайте что хотите. Одно могу гарантировать – если Рафаэль говорит, что это хороший ресторан – то так оно и есть. Могу за это поручиться. И для него стоимость – не проблема.

– Это очень и очень известный ресторан, – окрыленно подхватывает Кальдерон. – Обслуживание в саду… высший уровень… настоящая европейская кухня… Наш банк часто проводит там приемы, и меня там знают.

Но Яэль ничего не желает слышать:

– Нет. Мы будем есть дома. Здесь. Все уже готово.

Но Кальдерон не отступает. Еще немного, и с ним случится истерика.

– Это прекрасное место… В саду… Кругом деревья… тихий уголок… никто не будет нас беспокоить… Зачем вам взваливать на себя все эти хлопоты, госпожа Кедми… Это последний день, который вы проводите с вашим отцом… Пусть это будет моим подарком… Вы доставите мне огромную радость разделить с вашей семьей вечернюю эту трапезу. А ваш папа…

Его необъяснимое возбуждение и это вырвавшееся у него «ваш папа» заставили всех почувствовать какую-то неловкость. Всех – кроме Кедми. Он тоже выглядел несколько удивленным, причем можно было подумать, глядя на него, что он с трудом удерживается от смеха. С этим надо было кончать. И, поднявшись с места, я подошел к Яэли, обнял ее за плечи, заметив при этом, что тень моя перекрыла ограждение на балконе, и сказал так мягко, как только мог:

– О чем спор, Яэль, милая… А почему бы нам и в самом деле не выйти из квартиры на свежий воздух? По-моему, у господина Кальдерона возникла совсем неплохая идея.

Я говорю это и смотрю на Дину. Она сидит в своем углу, вся в черном, неприступно холодная, ее здесь нет, она в иных мирах, ее невероятной красоты лицо заставляет сжиматься мое сердце. Смотри, смотри. Это все – твои дети. Нож рассекает утро на неравные части. Какие заботы мучают каждого из нас? Если мучают. Как вдруг притихли все – даже Цви. Что произошло?

Узел разрубает Кедми:

– А что? Совсем недурная идея! Что это мы? Неужели лучше возиться с кастрюлями в кухне с утра до вечера? А приготовленная еда – не пропадет. Обещаю – мы с Гадди выскребем все до дна не позднее чем завтра. А кроме того, у всех осталось считанное время напоследок пообщаться с отцом.

Яэль смущена. Она не привыкла в подобных ситуациях вступать в бой. А потому, повернувшись к Кальдерону, она говорит уже более мирно:

– С вашей стороны, господин Кальдерон, это действительно очень мило, но ведь мы все уже здесь. А когда вы присоединитесь к нам…

Мне видно было, как он буквально борется с собой.

– Мне так хотелось бы присоединиться к вам… ко всем вам, но разве вы не видите, что я не могу, не могу… из-за хлеба. И не только потому, что закон Торы у меня… а у вас… Нет, простите, меня это не касается… Это ваше право… у нас свободная страна… Только мне нельзя сидеть за этим столом. Как и, возможно, госпоже Каминке тоже… Я не настолько наивен, чтобы думать… что что-то со мною стрясется… Вот, хоть это и запрещено Торой, я касаюсь этого, – и с этими словами он кончиками пальцев поднял питу с подноса и тут же осторожно опустил ее обратно. – Вы все видели, что меня при этом не поразила молния… Но тем не менее…

– Яэль! – не выдержал я. – Ну почему бы нам на самом деле не пойти. Что в этом плохого?

– А дети?

– Мы возьмем их с собой… конечно. Так мы и сделаем, – воскликнул Кальдерон. – Для них это место словно специально создано… Там есть детская площадка и аттракционы… и многое, что можно просто заказать. Я готов держать их на коленях…

Кедми положил конец спорам:

– Мы идем. Все.

Но Кальдерон теперь смотрел на Цви.

– Может быть, на самом деле я вам всем мешаю?

Он стоял и смотрел на Цви, униженный, жалкий… Но Цви не проронил ни слова. Тогда Кедми навис над ним всей своей тушей, затолкал в угол и прорычал, как рассвирепевший лев:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза