Поздний Рим: пять портретов

Не только произведения Тита Ливия, Светония или Саллюстия, но и исторические сочинения «последних римлян» оказали заметное влияние на культуру последующих эпох. Исторические бревиарии составили основу многих исторических сочинений средневековья, из них черпались сюжеты и для литературных произведений. «Исторические фантазии» типа романов о Трое или об Александре, хотя и не являлись подлинно историческими произведениями, однако стали пищей для умов не только образованных людей, но и представителей разных сословий средневекового общества в Европе, оказывая влияние на литературу вплоть до конца эпохи Возрождения. Из произведений язычников IV–V вв. историки последующего тысячелетия черпали и методы исторического повествования, так как шедевры латинской исторической прозы были далеко не всем доступны. Принципы систематизации исторического материала, способы его изложения, интерес к свидетельствам современников, включение документов в историческое повествование во многом восходят к традиции этого периода.

Важным является и то, что исторические сочинения язычников содержали и многочисленные моральные примеры, почерпнутые не из христианства. Очень лояльные по отношению к своим идейным противникам, они давали урок веротерпимости, и для последующих эпох (правда, следует заметить, что урок этот плохо усваивался). Назидательные примеры в рамках риторики использовались затем и в средневековых школах и университетах, проникали в литературу. Широкое хождение имели и исторические анекдоты — соединение исторического повествования с вымыслом. Деятельность историков IV–V вв. была продолжена Кассиодором и Исидором Севильским, составившими своеобразные исторические компендии, которые были так популярны в средние века и служили главной, как тогда считали, задаче истории — связывать времена.

Борьба между христианством и язычеством в историографии IV–V вв. носила своеобразный характер. Наступление, начатое христианскими историками, не получило прямого ответа со стороны язычников, продолжавших работать в традиционных жанрах и спешно «упаковывать» римское историческое наследие. «Последние римляне» натиску христиан противопоставили терпение и практическое отсутствие критики своих противников. Было ли это признанием поражения или свидетельством моральной стойкости? А быть может, каких-то надежд на будущее? С уверенностью ответить на эти вопросы очень трудно. Однако судьбы их наследия в средние века показали, что теологизированной христианской истории не удалось вытеснить полностью языческую традицию. За христианством осталась, собственно говоря, универсальная философия истории; практическая историография, политическая и военная история западноевропейского средневековья во многом следовала римским образцам. Будущее показало, что в битве идей на историческом поле побежденных не оказалось.

Глава IV. «Сон Сципиона» и загадка мироздания: Амвросий Феодосии Макробий

В первый день сатурналий в доме римского аристократа Макробия собрались принцепс сената Веттий Агорий Претекстат, дворцовый квестор Никомах Флавиан, префект Рима Квинт Аврелий Симмах. Эти поборники язычества были до конца преданы не только святыням предков, по и древней философии и литературе. Жрец Солнца, Весты, египетских и азиатских богов, Претекстат мечтал, подобно императору Юлиану, о создании синкретической языческой религии и предавался занятиям философией — он переводил «Аналитики» Аристотеля. Его моральный авторитет давал основания современникам сравнивать его с очень почитаемыми в римской истории людьми, образцами римской добродетели Катоном и Цинциннатом. Флавиан был душой языческой партии. Симмах прославился как неподкупный государственный муж.

Эти выдающиеся римляне стали героями «Сатурналий» Макробия, написанных в конце IV в. Амвросий Феодосии Макробий родился в третьей четверти IV в., возможно около 360 г. Он был уроженцем Северной Африки, давшей в III–V вв. немало незаурядных писателей и мыслителей. (Вспомним хотя бы, что из Римской Африки происходили Аврелий Августин и Марциан Капелла). Макробий, очевидно, был греком, но предпочел римскую образованность и латинский язык. Он занимал высокие административные посты и был «своим» в среде римской знати, особенно язычески настроенной. Как «сиятельный муж» он иногда отождествляется с тем Макробием, который в конце IV в. был префектом Испании, в 410 г. — проконсулом Африки, а в 422 г. — главным спальником священного дворца. То, что он занимал столь высокие должности во времена, когда язычество было официально запрещено, заставляет предположить, что формально он мог считаться христианином. Но его сочинения не оставляют сомнений, что он был непримиримым врагом христианства и в душе никогда не отступал от религии предков.