Поздний звонок

Дружно, товарищи, в ногу,
Остро наточим штыки,
Всей бедноте на подмогу
Красные двинем полки.

Пьют всюду трутни и воры

Кровь трудовых муравьев.
Вычистим хищные норы
Щеткой стальною штыков.

Пусть от Урала до Вены

Встанет гигант трудовой,
Чтобы от Камы до Сены
Вспыхнул наш фронт огневой.

Не за могучим Уралом

Кончится страшный турнир,
В битве труда с капиталом
Поле сраженья – весь мир.

Это была «Уральская походная», любимая песня Свечникова. То, что родилась она не в гуще масс, а была написана Фимой Фрейманом из дивизионного агитотдела, не делало ее хуже. Было чудом, что такую песню сочинил чахлогрудый аптекарский ученик, который с бойцами даже поговорить толком не умел, его тут же сбивали с темы, спрашивая, из чего мацу пекут, или проверяли образованность вопросами о том, сколько патронов вмещает лента к пулемету Максима или Шоша. Тем неодолимее казалась высшая сила, избравшая своим орудием его, убогого. Мороз шел по коже, когда эта песня гремела в полковом строю, но сейчас ее грозные слова звучали в памяти печально и нежно, будто их напевала маленькая женщина с волшебным именем и голосом райской птицы.

В рекреации грянули шаги. Дверь распахнулась, в нее головой вперед влетел кто-то, кому, видать, крепко поддали сзади. В следующую секунду Свечников узнал Попова. За ним вошел незнакомый парень с наганом, последним – Нейман, тоже с револьвером в руке.

– Не ранены? – осведомился он.

– Нет.

Нейман без церемоний выставил Вагина в коридор, велев ему топать домой, и повернулся к Свечникову.

– Что вы здесь делаете?

– Пытаюсь восстановить картину вчерашних событий.

– А почему свет не зажгли?

– Не горит. Что-то с проводкой или на станции отключили.

Парень с наганом щелкнул одним из выключателей. Послушно зажглась ближайшая к сцене лампочка. В ее желтом блеске оголились грязные обои, ободранные стулья, за ногу прикованный цепью к кольцу в стене, как колодник, помутневший рояль. Подсолнуховая лузга забелела на полу, дранка выступила на потолке в тех местах, где под пулями из курсантского нагана отслоилась штукатурка.

Остальные выключатели сработали так же исправно.

– Врать нехорошо, – улыбнулся Нейман. – Кого-то вы опасались, раз электричество не включили. Служить мишенью вам не хотелось. Не пойму только, зачем встали у открытого окна, рядом с горящей свечой. Поступок, прямо скажем, неосмотрительный.

Попов угрюмо помалкивал. Губа разбита, кровоподтек наливается над глазом, на мощной, как у питекантропа, надбровной дуге. Студент физмата, он уверял, что такое строение лобной части черепа говорит о выдающихся математических способностях, они-то и позволили ему холодно исчислить все пороки эсперанто и достоинства непо.

– Это он стрелял, – сказал Нейман.

– Не я, нет! – замотал головой Попов, одновременно втягивая ее в плечи на тот случай, если опять станут бить.

– Чего тогда побежал от нас?

– Испугался. Я же не знал, кто вы такие.

Нейман снова обернулся к Свечникову.

– Его отчислили из университета за погромные настроения. Вы писали об этом в губком, и они сочли нужным отреагировать на сигнал. После этого Попов в компании студентов грозился вас убить.

– Просто языком болтал со злости, – оправдался тот.

– А что тебя понесло сюда на ночь глядя?

– Даневич велел прийти, а сам не пришел.

– Это правда, – подтвердил Свечников, – я им назначил свидание. Вчера они оба сидели в задних рядах. Думал, покажут, кто где находился после того, как погасили свет.

– Ладно, разберемся. Уведи его, – приказал Нейман парню с наганом.

Подождав, пока за ними закроется дверь, Свечников сказал:

– Вы из питерской чрезвычайки, ваша цель – Алферьев. Чего ради вы занимаетесь делами нашего клуба?

– Плевать я хотел на ваш клуб! Я хочу найти убийцу Казарозы. Давайте не будем ваньку валять. Вы отлично знаете, что стреляли не в нее, а в вас. Вчера Попов промазал, сегодня решил исправить ошибку. Допускаю, его вы не брали в расчет, но что вам есть кого опасаться, знали, потому и свет не зажгли… Кого вы подозреваете?

– Никого.

– А Варанкин? Сикорский?

– С какой стати?

– Председатель правления клуба числится в штате губисполкома. Кроме пайка ему положен денежный оклад в совзнаках, клубная касса и членские взносы в его распоряжении. Должность хлебная. Сикорский мечтает на ней остаться, Варанкин – ее занять. Вы мешали им обоим. Скоро выборы, а у вас наибольшие шансы быть избранным. Вчера, на концерте, я слышал, как Варанкин сказал об этом рыжей барышне. Ее зовут Ида Левина, раньше она была его любовница, теперь – ваша.

– Вы-то как знаете? – поразился Свечников.

– От Сикорского. Сегодня я с ним встречался и сообщил ему, что Казарозу убил не курсант, а кто-то другой. Он сразу сказал, что убийца целился в вас.

– Почему именно в меня? Там было полно народу.