Поздно. Темно. Далеко

— Пока.

Потемнело от шума и дыма. Перед Карлом качалось лицо с усами. Покачавшись, лицо сказало:

— Я вас знаю, вы Пуцыло!

— Сам ты пуцыло, — отмахнулся Карл. Пошарив, он достал карандаш и нацарапал на салфетке: «Не забыть написать про Пуцыло». Поискал глазами Алешу и нашел его рядом с собой. Алеша был бледен, чуб его упал на глаза.

— Пойдем, Алеша, — поднялся Карл.

— Ты думаешь? — ехидно спросил Алеша. — Впрочем, пр-р-р, на мороз!

Бежевое пустое пятнышко на стене, исписанной цитатами, понравилось Карлу. Он подошел, уперся рукой в стену, нависая над сидящими, достал карандаш и написал: «Мир хищникам, война творцам. Ушат Помоев».

— Извините, — сказал он, оттолкнувшись от стены, — но «Ушат Помоев» — это не я придумал. Это Танечка!

Карла разбудил крик, протяжный, длиной в два-три квартала, то ли окликали, то ли звали на помощь. Голова болела, мерцали в комнате какие-то предметы. Ну да, книжные полки, справа стол, — так я у Алеши. Светало. Карл поднял циферблат к глазам — начало шестого, нужно еще поспать. Интересно, потерял ли я деньги или пропил? Потом, потом. Нет, так не уснуть. Карл приподнялся, увидел на полу одежду. Так, штаны. А вот пиджак. Пошарил во внутреннем кармане — бумажник на месте. Вынул, вгляделся — пачка денег, довольно толстая. Ну и ладно. Карл откинулся на твердую подушку. Теперь можно и поспать. Голова болела и не спалось. Слава Богу, никто не волнуется. Когда в Чупеево? Уже завтра.

Предметы обозначились резче. Как там у раннего Алеши:

«Но вот рассвет та-та та-та та-та
Забытой кем-то книги об искусстве,
И проявились контуры предметов, —
Стола и стула около стола»

Свет какой серый. Неужели будет пасмурно сегодня? Проступает серый свет… Проступает серый свет…

Кто-то загремел на кухне. Полилась с напором вода. Громко и высоко заныл набираемый чайник, потом успокоился, заворковал. Совсем рассвело, вошел мрачный Алеша.

— Живой?

— А как же мы добрались?

— Как-как, а пес его знает, на автопилоте. Ну, вставай кофе пить, мне на работу.

Кофе оказался очень крепким и очень сладким.

— Как ты с похмелки можешь пить такую гадость!

— Что делать, потерплю до буфета, а там пивка выпью.

— М-м-м, — сказал Карл, одевшись. — Пошли, что ли.

— Я на Библиотеку Ленина, — сказал Алеша, — а ты?

— Мне лучше на Смоленскую. — Хотелось расстаться скорее и молчать.

— Ну, тогда пока. Не пропадай. Танюшке привет.

В метро Карл не удержался, достал бумажник и пересчитал деньги. Потрачено было восемнадцать рублей. «Черт побери, как бы я ни зарывался, а ведет меня кто-то по струночке, на коротком поводке. Ну что за судьба — никакого полета. А какой тебе полет нужен? Валяться с подбитым глазом? Пиши — и будет тебе полет…»

Приехав домой, Карл увидел Магроли. Он стоял в кухне, босой, в розовой семейной майке, и варил, склонившись, яйцо.

Вздрогнув, Ефим Яковлевич повернул к Карлу лицо без очков с голыми, беззащитными глазами.

— Ты меня напугал. Где ты был?

— Ты почему здесь? — спросил Карл.

— Да вот, решил отлежаться. Позвонил на работу и лежал целый день. Тебя, идиёта, ждал. Беспокоился. А сейчас думаю — идти или не идти.

— Так ведь выгонят!

— Не, я еще позвоню. Они меня любят. Попрошу два дня за свой счет. У тебя есть чернослив? — напирал Магроли, — я могу сделать кисло-сладкое мясо.

— Делай, что хочешь, а я посплю.

— Тебе опохмелиться надо, так до одиннадцати еще два часа.

— Перебьюсь. Не опохмеляюсь и тебе не советую. Надо просто поспать. Часа три меня не трогай. Ладно?

Карл кинулся на постель — как все-таки дома хорошо. Минут через пятнадцать встал, открыл толстую свою тетрадь и записал:

Проступает серый свет,
Подтекает под герани,
В этой самой ранней рани
Не прозренье, а навет.

Возрастает подозренъе,

И ползет сквозь переплет,
То ли холод озаренья,
Толи ненависти лед.

Беспризорны, оробелы,

Взявшись за руки, летят
Ангел черный, ангел белый,
Друг на друга не глядят.

Ну так хорошо, — подумал он с Изиной интонацией и лег. — Все-таки в похмелье что-то есть, — улыбнулся он, засыпая.

В первом часу Карл легко открыл глаза. Пелена спала, голова была ясная, тихо и ясно было на душе. В раскрытом окне осторожно поворачивались листья березы, будто кто-то бережно и задумчиво их рассматривал. Протрещал мотоцикл и затих.

«Что-то хорошее произошло, — вспоминал Карл. — А, ну да, стишок. Сейчас проверим». Он прикрыл глаза и легко прочитал без запинки все стихотворение. Значит, получилось.

Может, поехать послезавтра? Но это суббота, народу в электричке — не продохнешь, а стоять два часа стиснутым…

Нет, значит надо вставать, проверить рюкзак и идти в Универсам. Список сначала составить.