Позднорожденные. Том 3

Он заметил, что на красавицу Шеланну заглядываются другие эльфы и она, слишком честолюбивая от своих громких титулов первой красы народа, поощряет их. Вспышки ревности его были ужасны. Эльтан мог бросить вызов за один косой взгляд на невесту и выиграв ловил в ее глазах жаркое восхищение, а ночью Шеланна разрывала тесьму на его жакете и целовала так, словно хотела выпить из него жизнь. Он знал, что любовь меж эльфами не должна быть такой, что они все сделали неправильно и все об этом подозревают. Но ничего он не мог изменить. Шеланна глядела на него черными, как южные сумерки, глазами и кровь его закипала.

Лишь одно беспокоило его все настойчивее — их любовь должна была расти, но она, напротив, угасала. Он стал видеть ее честолюбие, а она — его мальчишество. Между ними случались ссоры и Эльтан с удивлением узнал, что у его избранницы нрав покруче его норовистого жеребца. Для эльфийки это было несомненным пороком, но он постарался принять судьбу как данность. Ему нравилось ее своеволие десять зим назад, так разве не должно оно было нравиться и сейчас?

Незаметно они стали проводить то день, то неделю вдали друг от друга. Он все так же любил ее, но на губах после поцелуя ему все чаще мерещился привкус пепла.

— Ты будешь любить только меня. Всегда… — шептала она ему ночью и прикасалась к губам, словно скрепляя их волшебной печатью.

— Всегда, — отзывался он, и что-то болезненно сжималось в его сердце.

День их союза был прекрасен. Солнце светило над Сиршалленом особенно ярко. Шеланна в красном шелке была ослепительна, словно сама Владычица Лесов почтила мир. Он был счастлив так, как не чаял быть никогда в жизни. Прекраснейшие эльфийские девы были с ним — его мать, сестра и госпожа сердца.

И пусть Сильвин и Мать Народа были грустны, они с Шеланной не видели никого и ничего вокруг.

Его сын родился крепким, сильным и крикливым, словно ребенок смертных. Эльтан, впервые взяв его на руки, ощутил странный страх. Никогда он не был труслив, всегда был силен и в бою и в споре. Первенец эльфийского владыки, бессмертный и почти неуязвимый сын великого народа, теперь он познал настоящий страх. Новый смысл его жизни кричал и причмокивал у него на руках совершенно беззащитный. Как странно было осознавать, что теперь все счастье, что у него было есть и будет, заключено в этом крохотном, беспомощном существе.

— У него твои глаза, — сказала Шеланна. — Жаль… — Эльтан вопросительно поднял брови. — Мои красивее.

— Это так, — он нежно поцеловал ее.

— Я хочу домой, — прошептала госпожа сердца, уткнувшись в его плечо. — Позволь мне показать его владыкам. Я устала... Тут так душно.

— Конечно. Как только оправишься.

Эльтан не знал, каким отцом он будет. У него еще было несколько зим, прежде чем сын начнет говорить и ходить. Пара десятилетий, прежде чем он возьмет в руки тренировочный клинок и станет учиться ездить верхом. Он думал, что разберется, справится. Как иначе могло быть.

Шеланна отправилась во Владрир, а Эльтан остался в Сиршаллене, что был обеспокоен гонцами с южных границ. Люди вели себя вызывающе, вырубали леса слишком близко к их сторожевым постам. Владыка хотел, чтобы Эльтан решил разногласия мирно, но твердо.

Эльтан желал бы забыть, что было дальше, но его память была памятью эльфа. Он помнил все. Как встретил утро того дня, когда вести добрались до Сиршаллена. Помнил эльфа в потрепанном плаще и его взмыленного коня. Помнил, как он осекся и несколько мгновений не мог заговорить, а Эльтан гадал, что за вести он принес.

Следующие годы окрасились кровью и болью, перед глазами его стояла пелена. Он мог неделями не произносить ни слова, кроме команд войскам. Илларен пытался говорить с ним, но Эльтан молчал, утонувший в своем горе, отупевший, безразличный.

Только людская кровь на руках заставляла его чувствовать хоть что-то. Мрачное удовлетворение. Глаза его были сухи — он не проронил ни одной слезы. Не мог.

Первая война шла двадцать лет. Для него она пролетела как миг. Каждую зиму они останавливались в очередном захваченном городе и каждую весну выступали снова словно мрачные мстительные призраки. Они шли все дальше и дальше, людские города пылали на их пути, но Эльтан все еще не удовлетворил свою жажду. Пока однажды Владыка не решил что крови довольно.

Отступая в Сиршаллен, Эльтан впервые за долгие годы попал в Сигайну. Вместо юной Меланы его встретил иссохший от горя призрак в черной одежде. На том самом балконе, где он отверг ее, Мелана заплакала, едва увидев его. Неудержимо, отчаянно. Она плакала глядя в его глаза, и Эльтан понял — все это время отвергнутая невеста плакала за него. Потому что он не мог. Не был способен. Его боль стала ее болью, и Мелана в далекой Сигайне оплакивала его семью вместо него.

Впервые он очнулся, увидев в ней — осунувшейся, едва живой — свою собственную душу. Внешне Кайране Сиршаллена не изменился, но внутри... Его душа как поле кровавой битвы была выгоревшей, мертвой и покинутой.