Поздравляю со смертью

— Я одна, никого у меня нет. Но со свекровью я ладила, как ни странно, она мне почти маму заменила. Моя мать всю жизнь бухала, я вообще не припомню ее без синяков под глазами и заплетающегося языка. Ни разу не удалось с ней нормально поговорить. Но никто меня не учил, что даже самые адекватные люди всегда становятся на сторону своих детей, пускай даже те не правы. Я поняла эту всеобъемлющую любовь, только когда сама стала матерью. — Дарья мечтательно улыбнулась, окунувшись в воспоминания — по всей видимости, единственные добрые за всю ее жизнь. Или когда она впервые взяла на руки рожденного сына, или какие-то еще, но непременно связанные с ним. Она даже стала походить на нормального человека. Впрочем, и то, как она строила предложения, ее лексикон, интонации — все сейчас показывало в ней умную, дееспособную личность. На миг я решила, что сошла с ума, и нападение на меня Дарьи мне просто померещилось. — И вот я допустила ошибку. Улучив момент, поговорила со свекровью. Но я ее не виню, — тут же добавила она, из чего сразу стало ясно, что последствия были катастрофическими. — То ли она не поверила мне до конца, ведь это сложно: осознать, что твоя кровиночка, твой единственный ребенок, пусть и выросший, способен на такое, то ли она просто приняла его сторону. Но она с ним все-таки поговорила. Как минимум спросила, правда ли это. Или просто сказала что-то, бросила мимоходом: «Дашенька хорошая, не обижай ее». Этого было достаточно. Больше к его матери я не смела сунуться. Я даже смотреть на нее не могла — мне это запретили. За каждое сказанное ей слово: «Будете чай, Марта Васильевна?» — я получала. Но если я ей не предлагала чая, я тоже получала, ведь тогда она говорила, что я странно молчаливая сегодня, и муж думал, что я специально вызываю у нее подозрения, и поэтому наказывал меня. Что бы я ни сделала, я всегда была виновата. Как и все жены тиранов, я думала, что рождение ребенка его изменит. Он ведь так часто об этом говорил. Но нет. Раньше его раздражала только я, а потом мы раздражали уже оба. Ванечка плачет — он злится. Ванечка не проглотил всю ложку еды, и она потекла по лицу на слюнявчик — он злится. Ванечка начал ходить — он гордится, но вот Ванечка упал — он опять злится. Он злился, злился и злился. Он просто существо, недостойное иметь ни имя, ни статус человека. И я решилась в какой-то момент. Я решила сбежать от него. Ванечка был болезненным. Я знала, что это из-за атмосферы, я читала об этом. Весь этот негатив, исторгаемый из себя мужем в неограниченном количестве, оседал в квартире и влиял на нас. Я тоже стала часто болеть. А у Ванечки развилась астма. Многие врачи даже соглашаются с тем, что это от стресса. А как тут не будешь переживать, если на тебя постоянно орут, а твою мать избивают и унижают? Заставляют ползать на коленях и извиняться за каждую ерунду? Он был уже достаточно взрослым, что это понимать, но недостаточно большим, чтобы дать сдачи и заступаться за мать. Но я поняла, что, как только он что-то выскажет отцу, он не жилец. Тот уничтожит нас обоих. И я возобновила связь с дальними родственниками. Они живут в отсталой деревушке в пятнадцати километрах от райцентра в соседнем регионе. Автобус до города ходит пару раз в день. Сам райцентр — тоже маленький городок. После Москвы переезжать туда, конечно, не хотелось, но я уже понимала, что муж не исправится и не отпустит нас. Нужно было затаиться хотя бы на время, чтобы не нашел. Мать моя спилась уже к тому моменту, ее похоронили как безымянную. Это мне ее собутыльники рассказывали. У нас были деньги, точнее у мужа, но он отказался что-то выделять на похороны. Я сильно не настаивала. Мне от нее наследства никакого не досталось. Отец сидел в тюрьме. Эта родня по его линии. Я знала только старенькую тетку его, она жила с мужем, таким же старым. У них свой дом, свой огород. Сил оставалось только заниматься грядками, да и то кое-как. Были еще какие-то родственники в той же деревне, которые им помогали, но тех я не знаю вообще. Короче, я решилась и отвезла первым к ним Ванечку. Муж тогда был в командировке. Я перевезла все, что смогла: одежду, еду, какие-то вещи, телевизор. У них очень старый, плохо работал. В доме том одна большая комната, кухня в отдельном здании неотапливаемом, на улице. Туалет тоже на улице. А еще горница, она же терраска. Я говорю это, чтобы было понятно, что навязываться в такие условия, когда им самим довольно тесно, было ужасно, поэтому я терпела до последнего, прежде чем к ним обращаться. Но у меня не было другого выхода. Если бы был, я бы сбежала еще раньше. Денег у меня своих не было, я не могла снять жилье, муж не выделял мне наличку. Карты даже у меня не было банковской. Я никогда не работала. И теперь эта дурацкая девичья мечта быть за мужем как за каменной стеной, сидеть у него на шее, не работать, а готовить ему и ребенку — обернулась катастрофой.