Поздравляю, желаю счастья!

Но на этот раз мы задумали удивить маму — сияющей ванной. Лучше, чем в рекламе чистящего средства. И если она, по причине плохого настроения, не оценит наш подвиг, мы с Лу все равно будем наслаждаться тем, что в ванной больше не пахнет размножающимися насекомыми и бактериями.

Я отправилась на кухню в полной уверенности, что ты наводишь порядок в шкафчике, поэтому и удивилась, обнаружив, что дверь в ванную закрыта и, мало того, заперта.

Я поставила ведро на пол и пошла на кухню, чтобы сделать себе бутерброд. Всем порой бывает нужно спокойно посидеть в туалете, а если у тебя, например, внезапно начались месячные, особенно противно, когда кто-то ломится в дверь.

— Хочешь бутерброд? — крикнула я но дороге на кухню. Ответа не последовало, но я все же сделала бутерброд с паштетом и для тебя. Хоть ты и не ешь паштет.

Я стучала и стучала в дверь ванной и, в конце концов, поняла, что случилось что-то страшное.

Потом у меня словно провал в памяти. Помню только, как отперла дверь ванной запасным ключом, который висел в прихожей.

Ключ висел там с тех самых пор, когда мы были еще совсем маленькими. Мама сделала запасной, потому что мы часто запирались в ванной и не могли потом открыть дверь. Странно, что я вспомнила про этот крючок в прихожей — но вспомнила ведь. Сначала ключ никак не хотел пролезать в замочную скважину, пришлось взять на кухне шило и протолкнуть им первый ключ — тот, звякнув, упал на кафельный пол.

А ты не издавала ни звука.

А я все говорила и говорила, да? Наверное, умоляла тебя открыть, но ты решила ни за что не отпирать дверь.

Потом — пустота. Ничего не помню. Как будто меня ударили по голове, и я отключилась.

Хорошо, что вскоре пришла мама, иначе бы ты, наверное, не выжила, Лу. Она отпихнула меня в сторону. Повсюду валялись осколки стекла. Я, кажется, стояла и трясла тебя. Как будто хотела, чтобы ты поднялась, встала на ноги.

В детстве, прежде чем заснуть, мы сочиняли сказки. Ты сочиняла лучше. Помнишь Мишек-Бормотушек? Ты говорила, что они понимают друг друга без слов — просто бормочут, словно напевая себе под нос. Ты бормотала Витым добрым голосом Папы-Мишки и высоким маминым голоском. У них были дети-близняшки — девочка и мальчик.

Вечером, когда тебя увезли в больницу, я лежала в твоей постели, пытаясь уловить в темноте их голоса. Я пыталась изобразить низкое шмелиное гудение Папы-Мишки, чтобы успокоиться, почувствовать, что ты в безопасности. И мне удалось ловко изобразить его голос, пробормотать, что твои раны затянутся, и все снова будет хорошо.

И раны затянулись, и тебя отпустили домой. Но зачем ты стала снова резать себе руки? Не очень глубоко, а так, чтобы оставались уродливые шрамы.

А потом ты перестала разговаривать с нами, и это уже было невыносимо.

Мама плакала в телефонную трубку.

Иногда домой возвращался папа и оставался на несколько дней. Но лучше от этого не становилось, наоборот — только хуже. Не успевал он снять куртку, как мама обрушивалась на него с обвинениями.

Но именно папа сказал, что так больше продолжаться не может. И хорошо, что сказал. Он увез тебя на машине в больницу — для обследования. Обследовали тебя долго. Расследовали и распутывали: так сложно переплетено оказалось все у тебя внутри.

Мы с мамой остались вдвоем. Встречаться с папой мне не хотелось. Я решила, что во всем виноват он. Ведь началось все с того, что он нас бросил.

Когда мы с мамой остались одни, я почувствовала, что в квартире плохо пахнет. Я распахнула окна и вынесла мусор, но это не помогло: остался затхлый запах, и заметнее всего он был в гостиной, около дивана.

Мама утверждала, что мне просто кажется — она ничего не чувствовала.

Народ и капитал

Был вечер пятницы. В кои-то веки я выбралась в город. В школе висели афиши, где было написано о какой-то вечеринке под открытым небом. Кое-кто в классе говорил, что это важный праздник: народ хочет вернуть себе улицы, захваченные капиталом, — уверяли они. Городской транспорт и важные дяди должны вернуть центр города людям. На афишах красной и черной тушью было написано: «Площади и улицы — место встречи людей!»

Я пошла туда, чтобы развеяться. Мне не хватало воздуха.

Уже в метро был слышен доносившийся с улицы гам. Поднявшись наверх, я увидела автомобиль с громкоговорителем, стоявший посреди площади. Гремела музыка, вокруг танцевали люди. Я словно оказалась в какой-то далёкой стране, а вовсе не в привычной Швеции.

Я стояла у невысокой парковой ограды, стараясь поймать праздничное настроение. Услышав визгливый. пронзительный смех, долетающий из парка, я направилась туда. Густая листва деревьев заслоняла обзор, и мне казалось, что я за кем-то подглядываю.