Пожалей меня, Голубоглазка

Дорога стала петлять и перешла в грунтовую. Машину потряхивало, но хватка слабее не стала. Лезвие переместилось в сторону, ближе к сонной артерии. Мужчина захрипел:

— Забирай тачку, всё, что есть. Искать тебя не будут.

В ответ раздался тихий смех, и именно в этот момент мужчина понял: ему конец. Тот, кто сидел сзади, был не вором — убийцей.

— Кто ты?

— Останови здесь.

Шею освободили, и не успел водитель свободно вздохнуть и нажать на тормоз, как был вытащен наружу и брошен на землю. Он поднял голову посмотреть на того, кто все это затеял, и получил мощный удар в лоб. Ботинок с массивной подошвой рассёк кожу и словно всадил в мозг торпеду. Тело совершило кульбит и шлёпнулось плашмя на сваленные кем-то доски.

В глазах помутилось, но мужчина попытался встать. Не успел. Его опять ударили и, пока он приходил в себя, отлетев ещё дальше, профессионально и быстро связали ноги, руки и сели сверху.

Когда глаза встретились, он, наконец, узнал нападавшего и не смог скрыть удивления.

— Крот?

— Ну, привет, Четырехпалый, — ухмыльнулся Костя. — Соскучился?

Удар в челюсть.

Четырехпалый сплюнул кровь и повернул голову обратно.

— Это вместо приветствия?

— Это приветственный поцелуй. Что, не крепкий?

— На вязки положил… не красиво…

Удар в челюсть.

— А я не силой мериться собираюсь, и не тебе о красоте говорить, с*ка.

— Зачем явился?

— Наказать тебя за плохое поведение, не понял разве? Поведение у тебя, Четырехпалый, неудовлетворительное.

Удар в челюсть.

— Крот, бл*дь, за что?

— Я же сказал, за плохое поведение. А именно — за жену мою.

Четырехпалый посмотрел так, что снова получил удар и через минуту сплюнул вместе с кровью два зуба. Он Крота знал не близко, но достаточно для того, чтобы не иметь общих дел. Не могло быть у них никаких дел.

— Жену?

— Да, мразь, жену. Ты чуть не убил её, и я, как только представлю, что не женился бы на ней…

Удар в челюсть.

— Где?

Четырехпалый даже не стал отрицать, что никогда не смог бы кого-то убить. Все, кто с ним был близко знаком, могли подтвердить: такого жестокого ублюдка ещё поискать. Если появлялась возможность что-то от кого-то получить, кого-то поиметь — он делал это и делал грязно.

Единственное, что имело шанс его остановить — ещё бОльшая сила.

Костя назвал адрес. Четырехпалый стал белее снега.

Он сразу вспомнил ту девку — слишком уж были особенными обстоятельства. Ужас ускорил кровоток, и Четырехпалый понял: надо хитрить. Надо выдать достаточно информации, чтобы Крот был удовлетворен и тогда, может, оставит его в покое. Бл*дь, догадывался же, что нельзя верить, но столько лет прошло…

— Я не виноват.

Удар в челюсть.

— Мне сказали, что она шлюха.

Удар в челюсть. В глаз, нос… Что-то хрустнуло под руками, но Костя не мог остановиться. Удар, удар, удар…

Четырехпалый потерял сознание. Костя сходил к машине и достал из заднего кармана переднего пассажирского сиденья бутылку воды. Открыл багажник, вытащил заточенную на конце палку, поднял с земли кастет, отброшенный, чтобы не убить раньше времени, и вернулся к твари, что лежал с вывернутой головой. Открутил колпачок, отпил и снова уселся на Четырехпалого. Повернул его голову и вылил на лицо немного воды.

— Просыпайся, малыш, мы ещё не все обсудили.

Заплывшие глаза с трудом открылись. Лицо — месиво. Кровь, много крови. Она образовала лужицу, в которой плавали несколько зубов, и стало очевидно, что Четырехпалый протянет не долго.

— Бить больше не буду, если назовешь имя.

— Имени не знаю, — еле слышно разбитыми губами. — Познакомились у шалавы одной, вместе тусили после клуба. Он не вписывался в компанию, — глаза закрылись, и Костя снова вылил порцию воды, — был… чистеньким, что ли… но травку курить умел.

— Для этого большого ума не надо.

— Базар держал, знал многих.

— Я теряю терпение.

— А потом предложил пересечься, отдохнуть по-мужски. Сказал про ш… ту, твою…

— С*ка, смотри на меня!

— Моргалам больно. Ну, в общем, я, когда её увидел, понял, что здесь что-то не то. Не шлюхой выглядела, но он меня заверил, что бл*дь конченая, любит пожестче, погорячее. Что должна она ему и готова долг отдать, а я типа бонус за проценты.

— Кто он?

— Больше не видел ни разу, но слышал по телефону, как тот разговаривал с одним из её родственников.

Костя похолодел весь. Как такое возможно?

— В каком клубе тусили?

— В «Метелице». У него губа порвана и глаза разные.

Костя вылил остатки воды, и Четырехпалый захлебнулся. Кое-как сплюнув, а часть — проглотив, добавил:

— Знал бы, что дорогу тебе перейду, — грохнул козла.

Костя прижал кастет к горлу насильника и спокойно посмотрел в его разбитую рожу, а тот, словно почувствовав, что момент решающий, открыл глаза и увидел в других свое отражение. В зрачках Крота огонь ада подбирался все ближе, и уже видны были черные глазницы смерти, засасывающие в свой мрак навсегда, и холод её объятий стал глубоко проникающим, но не желая сдаться и признать, что оказался обманут, не соглашаясь с горьким исходом так удачно начавшегося дня, Четырехпалый захотел оставить последнее слово за собой, согласно своей гнилой сути.

— Она оказалась такой узкой и слад…