Пожалей меня, Голубоглазка

В дверь постучали, и Костя ругнулся. Ей в кожу выпустил бранные слова и тут же слизал их, чувствуя себя неловким, виноватым. Женщина зашевелилась, но он рук не разжал. Не пустил. Не мог и не хотел. Ещё уйму вопросов надо было ей задать, выслушать ответ хотя бы на один!

— Кто ты? — спросил тихо, но твердо, понимая, что сейчас начнется борьба. Уже началась.

Расслабленность и равнодушие Аи сняло, как рукой. Она извивалась под ним, словно уж на сковороде, а Костя не хотел, чтобы она испытала страх. Объятия стали мягче, чуть свободней, но не менее надежными.

— Кем ты работаешь здесь? Давно ли? Как зовут тебя?

В дверь постучали сильнее, и Ая уже не просто извивалась — лягалась и кусалась, как молодая кобылка.

— Почему молчишь? Скажи мне всего лишь, как тебя зовут, и я отпущу тебя. Слышишь? Я не хочу причинить тебе вред.

Она очень удачно попала ему коленкой в чувствительное место, чуть выше середины бедра, заставив Костю на мгновение ослабить «капкан», оттолкнула его что есть силы и вскочила на ноги. Метнулась на звук, но её предали. Её подвела собственная красота. Волосы. Длинные и раскрученные в борьбе, они обласкали Костины руки, и когда прощались на тыльных сторонах кистей, он схватил пряди, опять дернув девушку на себя. Ая вскрикнула от боли, врезавшись в него и повалившись на кровать.

— Я не буду извиняться, — прорычал он, подминая её под себя и обхватывая рукой её подбородок. — Как тебя зовут? Я что, прошу слишком много?

Она замотала головой. Вернее, попыталась. А он…он её поцеловал. И как только губы встретились, понял, что пропал навсегда.

Её рот был "Медовиком", "Сметанником", «Санчо Панчо» со всевозможными начинками и черт знает, чем ещё. Он был таким сочным и вкусным, что у Кости начинало рвать крышу. Он ел её. Не смаковал, не пробовал по кусочкам, наслаждаясь идеальным соотношением пропорций, а просто жрал. Голодный, ненасытный и жадный. И ему было чертовски мало.

Пальцы вернулись к её телу, срывая бюстгальтер вместе с блузкой, одним движением посылая "погулять" молнии и пуговицы на брюках.

Он не мог оторваться от её рта, как и не мог остановиться, чтобы не войти в её тело. Скользнув двумя пальцами внутрь, чуть не заскрипел зубами, понимая, как тесно там. Её стоны тонули у него во рту, но он не мог анализировать, от удовольствия они или от злости. Надеялся только, что не больно ей.

В дверь стали колотить: сильно и настойчиво, практически без перерывов. Косте было наср*ть. Все, что он понимал в данный момент — это успеть сделать её своей. Так, как мужчина испокон веков делал женщину. Заявить права. Пройти единственно верный путь, поцеловать головкой матку и оросить её своим соком, чтобы дай Бог, в ней от его любви, страсти и желания зародилось чудо.

Сразу, одной секундой, это пробило его голову, но он находился в таком напряжении, с таким остервенелым нетерпением шёл к своей цели, что напоминал безумца. Слепого безумного м*дака.

О, он с удовольствием выпьет все её крики, приподнимая своей широкой ладонью её голову, пальцами путаясь в длинных прядях и прижимая к себе максимально близко. Она будет кричать, это так же точно, как и завтрашний день. Она будет царапать его спину, запуская длинные ногти под кожу, добираясь, словно кинжалами, до места, где спала его душа.

Он обхватит её ягодицы, насаживая на себя, а она обхватит его талию. Ногами своими обовьет то место, где ждала его мечта. Не надо было темноты вокруг, чтобы понять: в глазах тоже темно. От дикой жажды быть в той, что разбудила в нем зверя. Посмотрим, останется ли в ней смелости станцевать этот танец до последнего па.

В голове шумело, в висках пульсировало, мысли были пьяными, но руки действовали четко и резкими, сильными «мазками». Когда кожа соприкоснулась с кожей, когда его соски встретили мягкость её полушарий, утонув в них, когда подрагивающая головка ощутила жар и влажность её расщелины, Костю накрыло в самом буквальном смысле. Шторка опустилась. Занавес.

Последнее, что мелькнуло в сознании — встреча их криков, когда он врезался в её тело.

*****

— Какого, бл*дь дядю, Крот, ты творишь? Ты вообще в курсе, что сейчас можно будет схлопотать тебе и как надолго? Это же, паскудник ты такой, не шутки!

— Я вас предупреждал.

— Это я тебя предупреждал! И не смей перебивать меня, подлец! Лучше ищи адвоката, да толкового.

— Да пошёл ты с адвокатом вместе! Я её найти должен!

— Она уволилась.

— Что?

— Что слышал. Уволилась. А кто бы на её месте так не сделал?

— Леший, да что ты заладил…Я виноват, да, но она-то чем думала?

— Твой х*р думал за вас обоих.

— Я попросил её по-человечески. Вышла бы на разговор — ни х*я бы ни случилось.

— Это оправдание твое, что ли?

— Нет. Я же сказал, виноват. И мне надо её найти.

— Будешь цветочками извиняться? — съехидничал друг.

— Чем понадобиться — тем и буду.

— Скажи спасибо, что не целкой оказалась.

— Спасибо.

— Так ты расскажешь, что за приступ на тебя напал? Долгое воздержание сказалось?

— Ты что-то попутал, Леший. Когда это оно у меня было?

— Да в последнее время, думаю, было. Может, пора поговорить по душам?