Пожалуйста, избавьте от греха

Я заглянул на кухню, сообщил Фрицу, что отбываю по делам, рысью (не трусцой!) промчался до гаража на Десятой авеню, в котором стоит наш седан «герон», владеет которым Вулф, а вожу я, за девятнадцать минут (возможно, рекорд для этого времени суток) добрался до угла Шестьдесят третьей улицы и Мэдисон-авеню и влетел в особняк семьи Оделл, когда стрелки моих наручных часов показывали четыре двадцать восемь. Без ложной скромности признаюсь, что уломать ее удалось исключительно благодаря моему красноречию. Я объяснил, что если Браунинг начнет врать напропалую, что совершенно неизбежно, она не выдержит и вмешается, чем наверняка испортит все дело, а вот Вулф, если позволить ему поступить по-своему, сделает все, как надо. Кроме того, если она обзвонит всех приглашенных и скажет, чтобы они не приходили, нашу сделку можно считать разорванной, и ей придется подыскивать другого сыщика, согласного взяться за это дело, что, по-видимому, не так уж просто, судя по тому, что она обратилась к Вулфу и выписала ему чек на двадцать кусков. Вдове мои аргументы не понравились, но она их проглотила.

По возвращении мне повезло. На Шестьдесят третьей улице мне пришлось в спешке оставить машину во втором ряду, и я был приятно удивлен, вернувшись к седану, что ни один блюститель порядка во время моего отсутствия не налепил мне на ветровое стекло квитанцию об уплате штрафа. Обратный путь занял у меня тридцать одну минуту. Спустившись в шесть часов в кабинет и выслушав мой отчет, Вулф даже не буркнул свое обычное «приемлемо». Он просто зыркнул на меня глазом и позвонил, чтобы Фриц принес пиво. Вид у него был пренесчастный. Мало того, что беднягу заставили работать, так еще и в клиенты ему досталась женщина — упрямая и заносчивая.

Все собрались как миленькие. Первая, Сильвия Веннер, появилась чуть раньше девяти, а последний, Кеннет Мир, пожаловал в восемь минут десятого. Кэсс Р. Эбботт занял почетное красное кресло по двум причинам: как президент КВС и по старшинству, ибо ему было уже под семьдесят. Поэтому я ничуть не колебался, предлагая ему это кресло. Остальных я разместил на желтых креслах, которые расставил в два ряда напротив стола Вулфа. У меня есть правило, заключающееся в том, что, принимая гостей, один из которых может быть или есть убийца, я усаживаю его или ее в первом ряду, ближе ко мне. Вот почему именно там я усадил Эймори Браунинга. Соседнее кресло заняла его жена, а за ней сидел Теодор Фолк. Кеннета Мира я усадил во втором ряду, посередине; кресло слева от него я отвел Хелен Лугос, а справа — Сильвии Веннер. Из всех присутствующих прежде мне доводилось видеть только Кеннета Мира. Когда я открыл ему дверь, он смерил меня пристальным взглядом и спросил:

— Опять фокусничаете?

На что я ответил:

— Нет, даже не собираемся. Если кто-нибудь и знает про ваши окровавленные руки, то не от нас.

Поскольку все они собрались, вам следует с ними познакомиться. Кэсс Р. Эбботт, президент, выглядел так, как и подобает президенту. Ухоженная седая шевелюра, которой он мог бы гордиться, и, по всей видимости, гордился, украшала его холеное бледное лицо с удлиненным подбородком. А вот Эймори Браунинг, следующий по очереди президент, таковым никак не выглядел. Если на вид ему можно было дать года пятьдесят два, то брюшко у него появилось, по моим расчетам, лет пять назад, а еще через пять он должен был, по моим представлениям, облысеть. Теодор Фолк, уолл-стритовский Фолк, на вид был такого же возраста, но выглядел подтянутым и, судя по загару, больше следил за собой. Возможно, играл в теннис. Кеннета Мира с длинным подергивающимся носом и квадратным бульдожьим подбородком я вам уже представлял.

Что касается женщин, то Сильвию Веннер я бы узнал сразу — не меньше дюжины раз я видел ее в программе «Большой город», из которой ее вышиб Браунинг. Смотреть на нее было одно удовольствие, особенно когда на ее щечках появлялись ямочки, но девушки с телевидения, как и из Голливуда, великие мастерицы в такого рода трюках, так что с ними надо держать ухо востро. Я не хотел бы показаться несправедливым по отношению к миссис Браунинг на том лишь основании, что ее мужа подозревали в убийстве, но она показалась мне совершенно невзрачной — так, плюгавенькая серая мышка. Я мог бы расписать все подробно, но к чему забивать вам голову подобными мелочами? Она была примерно одних лет с мужем и явно нервничала. А вот Хелен Лугос, секретарша Браунинга, относилась к тем женщинам, которых нужно видеть воочию, потому что просто описать цвет ее глаз и волос, форму лица и рта — значит, ничего не сказать. Я бы дал ей лет двадцать шесть — двадцать семь, хотя это никакого значения не имеет. А усадил я ее в заднем ряду, справа от Кеннета Мира, по той лишь причине, что мог без труда любоваться ею, не поворачивая головы. Конечно, еще лучше было бы усадить ее в красное кожаное кресло, чтобы разглядывать анфас, но тут уж ничего не попишешь — то было место для президента.