Пожалуйста, только живи!

На вокзале, уже у самого поезда, Рита вдруг оборвала смех. Глаза ее в один миг стали больными, губы скорбно сжались. Она дернула Марата за рукав, с силой развернула к себе и, приподнявшись на носки, приблизила свое лицо к его.

– А теперь слушай меня! – твердо произнесла она. – Я свою часть договора выполнила. У меня своя жизнь, муж и ребенок. Я сделала все, как ты хотел. Так что теперь ты просто обязан выполнить свою часть сделки. Не вздумай умирать, ясно? Ты должен! Ты мне обещал! Даже если мы больше никогда не увидимся. Просто будь живым, понял? Мне этого будет достаточно.

– Я буду, – кивнул Марат. – Обещаю!

Он в последний раз прижался к ее сухим подрагивающим губам, до боли стиснул, прижимая к себе, ее плечи. Затем с силой разжал руки и, не оглядываясь, шагнул в открытые двери тамбура.

3

Странности начались еще в аэропорту. Рита хотела купить стакан кофе на вынос в маленькой закусочной в углу зала ожидания. Девушка за стойкой, с полосатыми, красно-черными, волосами, выбивавшимися из-под форменного козырька, вручила ей пластиковый стакан с высокой крышкой, затем занялась протянутой ей Ритой кредитной картой и через несколько секунд вернула ее Рите, покачав головой:

– Извините, платеж не проходит. Карта заблокирована.

– Заблокирована? Странно!

Рита пожала плечами. Ей казалось, пару дней назад, когда она расплачивалась картой в парижском магазине, на ней оставалась еще большая сумма. Впрочем, она всегда была беспечна с деньгами, могла и не заметить, что превысила кредит. В любом случае сейчас у нее не было сил разбираться с банковскими проблемами.

Рита вытащила из сумки кошелек, убедилась, что немного наличных у нее есть, и расплатилась за кофе. Теперь нужно было найти Женю, их семейного водителя.

На стоянке аэропорта знакомой машины не обнаружилось. Телефон Жени не отвечал. Господи, да что за хрень тут случилась, пока ее не было? Рита понимала, что, не будь она такой усталой и опустошенной, начала бы злиться на всю эту навалившуюся на нее нелепую череду неприятностей. Но сейчас у нее просто не осталось никаких эмоций. Хотелось поскорее добраться до дома, с головой залезть в постель, пахнущую лавандой, и спать, спать… Кажется, про эту сонливость, похожую на медленно наплывающий глухой обморок, обрушивавшуюся на нее в минуты особо острых переживаний, ее психотерапевт тоже говорила что-то нехорошее. А, плевать! Она просто взорвется, если не провалится в сон в ближайший час.

В такси она откровенно клевала носом. Водитель пытался балагурить с ней, о чем-то расспрашивать, пока Рита в конце концов не рявкнула:

– Извините, я очень устала и хочу просто посидеть в тишине.

За мутными от пыльных разводов стеклами машины мелькали подмосковные деревни, тускло поблескивали луковки церквей, золотом отливали под клонившимся к закату летним солнцем поля. На лобовое стекло приземлилась стрекоза и застыла, подрагивая голубоватыми крылышками.

Неужели за столько лет она привыкла к боли, думала Рита. Почему теперь ей больше не кажется, что сердце рвется на части и острыми краями калечит внутренности? Теперь она чувствовала лишь тупую усталость, черную апатию. Все равно, все равно. Жизнь бессмысленна. Марат больше не позвонит, не позовет ее. Если завтра какой-нибудь врач, пряча глаза, озвучит ей смертельный диагноз, она, кажется, вздохнет с облегчением.

Ох черт! Нет, ей нельзя умирать. Есть же сын, маленький Марат. Единственное, что осталось в ее жизни.

Рита глянула на часы. Если водитель поторопится, она успеет домой раньше, чем Лина уложит его спать. И тогда можно будет забраться к нему в кровать или утащить его к себе в спальню. Вместе залезть под одеяло, свернуться живым клубком, вцепившись друг в друга руками и ногами, нашептывать сказки, баюкать, утыкаться носом в пахнущую нагретым на солнце сеном мальчишескую макушку. Это был ее личный антидепрессант, куда более действенный, чем все снадобья психотерапини. Маленький мальчик скажет: «Мама!», обовьет руками шею и уткнется носом куда-то под ключицу. А потом будет рассказывать ей про динозавров. И ей станет легче. Она будет лежать рядом, слушать картавую детскую болтовню и думать, что вот это – то, ради чего стоит продолжать жить. Даже если она никогда больше не увидит Марата, даже если больше вообще ничего не будет.

Такси затормозило перед автоматическими воротами их загородного дома.

– Подождите секунду, сейчас откроют, – устало сказала водителю Рита.

Однако черные створки ворот не двигались. Водитель нетерпеливо нажал на клаксон, но дом все так же выглядел вымершим. Рита, прищурившись, пыталась разобрать, видно ли какое-то движение в окошке привратницкой будки, но закатное солнце, бившее в стекло, не оставляло возможности ничего разглядеть.

– Ладно, – тряхнула головой она. – Давайте я с вами расплачусь и не буду больше вас задерживать. А потом уж разберусь, куда все подевались.

Водитель принял от нее деньги, достал из багажника чемодан, плюхнул его на запыленную мостовую и уехал. А Рита стала колотить в ворота дома, где прожила последние пять лет.