– Я вообще-то никому здесь ничего о тебе не рассказывала, – сказала Рита.
– Да? И почему? Не думала, что когда-нибудь придется нас знакомить? – снова язвил он.
– Да, представь себе, я не была в этом уверена! – выкрикнула она. – Не была уверена, что ты вернешься… живой.
Они замолчали. Слабое осеннее солнце заглянуло в окно, и свивающиеся в воздухе струйки сигаретного дыма засветились синим. Рита ткнула бычок в пепельницу, шагнула к Марату и порывисто обхватила руками его шею.
– Господи, давай просто заткнемся, а? Заткнемся оба. Нам же так хорошо, мы так долго этого ждали. Давай не будем все портить!
– Прости, – не справившись с голосом, сипло шепнул он в ее волосы. – Прости.
Время утратило свои границы, день и ночь смешались. Минуты то тянулись бесконечно, то пускались в бешеный пляс. Рита и Марат засыпали, просыпались, ели что-то, курили, бродили по квартире полуодетые, снова и снова приникали друг к другу – уже не помня, сколько времени они вместе, ночь сейчас или день.
Он просыпался, чувствуя движение ее быстрых пальцев на своих веках.
– Шшш, – горячий шепот на виске. – Ты кричал во сне. Все хорошо, я здесь.
Он садился в постели, тряс головой и рефлекторно тер ладонями лицо. Рита прижималась к его спине сзади.
– Что тебе снилось? Война? Расскажи мне!
– Не помню!
Он знал, что никогда не станет рассказывать ей об этом.
– Ты, наверно, голодный? – спросила она потом. – Поедим что-нибудь?
Он изумленно посмотрел на нее:
– Ты что, научилась готовить?
– Вообще-то да, – гордо отозвалась Рита. – Только не знаю почему, все, кто пробовал мою еду, начинали подозревать, что я подмешала что-то им в тарелку, чтобы усыпить и потом ограбить.
Они рассмеялись. Марат встал с постели, потянулся до хруста, расправляя плечи.
– Ладно, – сказал он. – Я тебя накормлю. Я умею готовить пятнадцать разных блюд из макарон и тушенки. Это лучшее, чему я научился в армии.
Потом он смотрел, как она ест, выуживая из тарелки длинные макаронины. Она сидела на табуретке, почему-то по-турецки скрестив ноги, вся состояла из острых углов – локти, колени, ключицы, выступающие позвонки, скулы, подбородок. Он смотрел на нее – и в груди разливалось тепло. И нежность захлестывала с такой силой, что трудно становилось дышать. «Моя девочка! Никогда больше не выпущу! Никому не отдам!»
А потом они начинали разговаривать – и все летело к черту. Они ведь толком никогда не разговаривали, ни разу в жизни. Все, что было раньше, – взаимные подколы, шутки и отчаянные, откровенные до одури полудетские признания. Они никогда не обсуждали, что у них впереди, и теперь все попытки как-то разобраться с этим оборачивались полной катастрофой.
– Поедем домой! – уговаривал Марат. – Сейчас поедем. Баба Дина будет рада. Мы поселимся у меня в комнате, прямо сразу, понимаешь? Не нужно будет ничего решать, ничего ждать. Мы сможем быть вместе – и завтра же подадим заявление в загс.
– Но я не хочу туда, – возражала Рита. – Домой… Это не мой дом, понимаешь? Мой дом здесь. Ну вспомни, мы же вместе мечтали, как уедем оттуда, как будем жить в Москве, вместе. Вспомни!
– Это ты мечтала, – сухо обрывал он. – А мне было все равно, где жить, лишь бы с тобой.
– А теперь? – Она испытующе смотрела на него.
– А теперь я понимаю, что был идиотом. Что для тебя важнее всего всегда было свалить из родного города. А со мной или без меня – не так принципиально.
– Слушай, это ведь ты сбежал от меня на войну! – распалялась Рита. – Видимо, она была тебе чуть менее отвратительна, чем я.
Потом они снова бросались друг к другу, просили прощения, каялись, целовались до жжения в губах. Он называл ее Марусей, обхватывал сильными руками, укачивая на коленях. Она обвивалась вокруг него и влажно дышала в ямку на шее. И казалось, что все вокруг не имеет никакого значения, лишь бы сидеть вот так, вцепившись друг в друга, дышать в такт, слышать стук ее сердца. А потом все начиналось сначала.
– Ты можешь остаться здесь. Со мной. В Москве.
– Как же! Кому я тут сдался!
– Слушай, ты сильный, мужественный, решительный, стрелять умеешь. Ты видишь, что вокруг творится? Для тебя устроиться тут будет вообще не проблема.
Марат, не веря своим ушам, качал головой:
– В бандиты мне предлагаешь податься? Ты прямо как Аниська, честное слово.
– Марат, ну послушай же…
– Вы оба меня с кем-то путаете, вот что.
– Ну, хорошо, хорошо, – примирительно говорила Рита, прижимая ладони к его груди. – Хорошо, подожди. Вот медучилище! Ты же так и не доучился тогда. В Москве их куча – поступай в любое.
– А жить мы с тобой на что будем?
– Да это ерунда, – пренебрежительно отмахнулась она. – Я вот на пореве этом неплохо зарабатываю.
Марат криво усмехнулся:
– Ты думаешь, я стану жить на твои деньги? На деньги, которые ты зарабатываешь этой… грязью? Ты точно меня с кем-то путаешь, Маруся!
За окном уже снова была ночь. Метались по комнате отблески фар проезжающих мимо машин, мигал на стене отсвет вывески расположенного в соседнем доме кафе. Сырой ветер врывался в квартиру, тревожно хлопая форточкой на кухне.