Пожар

Гуторская немногословна и начисто лишена непосредственности, свойственной ее начальнице. Томилину приходится пускаться на мелкие хитрости, чтобы как-то ее расшевелить.

— Лишний раз уточнить не вредно. Такая служба, куда денешься! Скажите, ваши сотрудники обедали на складе или ходили в какую-нибудь столовую?

— Да куда там пойдешь?! Вы же видели — кругом пустыри и овраги!

— Не надо сердиться.

— Я не сержусь, но я человек деловой, люблю логику и точность. А ваши вопросы бессистемны… и, простите, лишены смысла!

— Суровая вы женщина!.. — Гуторская отмалчивается. — Ну, тогда поэксплуатируем вас как делового человека. — Он разворачивает на столе рулончик плотной бумаги. — Вот схема склада.

В кабинете Знаменского продолжается беседа с заведующей складом.

— Вы такой еще молодой и с виду добрый… А видно, уже зачерствели на своей должности, — укоряет Стольникова. — Женщина попала в беду, ей же нужно сочувствие!

— Есть обстоятельство, которое предостерегает меня от поспешного сочувствия, Евдокия Михайловна, — и, помолчав, спрашивает: — Когда ожидалась ревизия?

Стольникова растерянно хлопает ресницами — не ожидала атаки с этой стороны.

— Какая ревизия?.. — машинально повторяет она.

— Обычная, полугодовая.

— Не понимаю… при чем тут…

— Ревизия должна была проводиться через два-три дня.

— Возможно, но… мне же не сообщают… к вам, мол, едет ревизор!

— Вы заведуете складом четыре года. И ведомственные ревизоры всегда приходили в одни и те же сроки. Я прав?

— В общем-то, да… — сдается Стольникова. — Но что плохого, Пал Палыч? Подметем загодя двор, в складу приберемся, чтоб легче учитывать. Ревизоры только довольны! И начальство… Честно-то, Пал Палыч, кому нужны лишние приключения?

— А я вот недоволен. Для следователя пожар перед ревизией — вещь подозрительная. Напрашивается мысль о сокрытии каких-нибудь… непорядков.

— Пал Палыч, миленький! Ведь это ж несчастное совпадение, ничего больше! Клянусь всем святым! — Взгляд у Стольниковой открытый, тон искренний.

— Мне, Евдокия Михайловна, частенько клянутся, — усмехается Знаменский. — По-разному, конечно. «Провалиться на этом месте», «Чтоб мне счастья не видеть», «Пусть язык отсохнет»… Клянутся жизнью, могилой матери, здоровьем детей. Вы вот — всем святым. А что для вас святое?

Стольникова воспринимает вопрос с полной серьезностью и после паузы произносит торжественно и проникновенно:

— Я клянусь вам любовью самого дорогого для меня человека!

Закончив разговор со Стольниковой, Знаменский входит к Томилину.

— Кончаем, Пал Палыч, — докладывает тот, имея в виду схему склада, испещренную пометками Гуторской.

Знаменский наклоняется посмотреть.

— Так-так… Что тут за цифры?

— Кожаное пальто на меху, Югославия, — комментирует Томилин.

— Можно принять и за шестьдесят восемь, — указывает карандашом Знаменский.

— Под этим номером фен для сушки волос, — дает справку Томилин.

— Видите, какая разница? — обращается Знаменский к Гуторской.

— Нет, не вижу разницы. И шестьдесят три сгорело, и шестьдесят восемь сгорело.

— Все-таки напишите, пожалуйста, рядом поразборчивей, а внизу примечание: «Исправленному шестьдесят три верить» и подпись.

Гуторская раздраженно фыркает, внося исправление.

— Соображений о причине пожара у вас не появилось?

— Вряд ли следствие с ними посчитается. Будете валить на нас со Стольниковой — чего-нибудь там не соблюдали!

— Мы так кровожадно выглядим? — поражается Знаменский. Гуторская не отвечает. — Так я вас слушаю, — уже серьезно добавляет он.

— Да хотя бы молния ударила — вот вам и причина!

— Отпадает. Мы запрашивали метеосводку.

— Тогда самое вероятное — кинули окурок. Тлело, тлело, потом занялось. Сколько ни запрещай курить, за грузчиками не уследишь!

— Простой вариант… Не исключен, но в ряду прочих. Как вы, например, оцениваете тот факт, что склад сгорел накануне ревизии?

В отличие от Стольниковой, Гуторская готова к подобному повороту разговора.

— Оцениваю с большим сожалением! — чеканит она. — Случись пожар после ревизии, вы бы не задавали таких коварных вопросов! И таким невинным тоном!

Развалины после пожара мрачно чернеют при дневном свете. Кибрит и сотрудники пожарной службы осматривают их, фотографируют, берут пробы золы и пепла. Кропотливая, грязная, долгая работа…

3

У Пал Палыча дошли руки более обстоятельно побеседовать со сторожем Николашей. Николаша выглядит совсем стариком — понурый, угнетенный чувством своей вины.

— После работы в тот вечер никто на складе не задерживался?

— Не-ет.

— Может, дневной вахтер?

— Не-ет. Он меня еще за воротами встречает. Домой спешит, невтерпеж.

— И ничего примечательного не заметили?

— Все как обычно… Только вот когда я чаевничать наладился, Гуторская прибежала: чего-то на территории забыла.

— Минутку. Воду для чая вы где наливали?

— Я из дому приношу, в термосе. Сладкий, заваренный.

— Значит, прибежала назад? И сколько пробыла?

— Минут пять, наверно. Сумку какую-то вынесла.

— Пока она ходила туда и назад, вы оставались своей вахтерке?