Пожар Латинского проспекта. Часть 1

В устах не только преподавателя русского языка и литературы, но и преданной её почитательницы, похвала скромной моей книжицы дорогого стоила. Но ведь и для Любы, в том числе, невеликую свою прозу кропал. Теперь мне и умереть не страшно, а Любаше, в кухне впопыхах, моё произведение под горячую сковороду подкладывать – всё больше жизни торжества!

– А я сейчас читаю Шаламова.

– Тематика сталинских лагерей, – с видом знатока кивнул я, по вершкам ухвативший однажды энциклопедическую вкладку об этом писателе – к университетскому зачёту готовясь.

– Да. Особенно рассказ «Перчатки» запал. Как у заключённых слезала кожа с обмороженных рук – словно перчатки снимались.

К счастью, про этот рассказ (его, впрочем, так и не прочитав) вычитал тогда и я: энциклопедические – пригнитесь! – университетские знания!

Татьяна рассказывала мне, что Люба читает много и каждый день.

– А я опять вернулась в школу. Нет, в фирме и платили прилично, и в моральном плане работа намного легче, но, понимаешь, я почувствовала, что начинается духовная деградация. Не моё это!

Мы прошли мимо школы, где учительствовали Татьяна с Любой; мимо устремлённой в небо готической кирхи – православной ныне церкви. Однажды увиденная в молодости, эта кирха – позеленевшей ли медью купола, застывшими ли на башне часами, краснокирпичными ли острыми сводами или фундаментальностью каменных глыб в основании – поразила моё воображение раз и навсегда. И вышли на длиннющую улицу. В самом конце её давным-давно молодая семья Нахимовых снимала первую в этом городе комнатёнку в ветхом частном доме, ожидая на свет появления маленького Серёженьки. Глава её, Сергей (старшина, тогда, сверхсрочной службы Краснознамённого Балтфлота), за руку, рассказывала Татьяна, привёл Любу в эту школу. С тех пор многое изменилось: Серёжка ходил уже в четвёртый класс, Сергей-старший дослужился до старшего мичмана, нынешняя съёмная квартира в панельном доме находилась в самом что ни на есть начале той самой улицы – в десяти минутах ходьбы от школы, и школа же Любе как ценному специалисту расходы жилплощади оплачивала.

И когда уже подошли к подъезду пятиэтажки и пришло время прощаться, Любаша, не обращая внимания на навострившихся на лавочке бабушек, приподнялась на цыпочки и, целомудренно обняв меня, подставила щёку для дружеского поцелуя. Вздохнув, как показалось, и счастливо и чуточку печально.

И высокое ещё солнце светло струило лучи, и чистый воздух был полон неведомых надежд весны, и тысяча медово-золотистых капель того, что и зовётся, верно, счастьем, вмиг вскипели в груди, расширяя её до пределов разрыва.

А возвращаясь, я уже мысленно городил каменную мозаику очередного ушаковского столба, где-то в глубине души тешась своей, как полагал, окончательной там победой. Поверженными позади оставались завистники, сползли в кювет злопыхатели, камень теперь стоял за меня, путь впереди был чист и свободен.

И невдомёк мне, наивному, было, что произойдёт в ближайший же понедельник. Как и подавно уж не дано было знать, что приключится через два с небольшим года.

Скудоумный времени и счастья транжира! Да и денег, впрочем, тоже…

* * *

Среда честно была отработана от звонка, до звонка. Хотя и «ломало» Гаврилу не на шутку – моментально разленился мужичок: послабь, называется, на миг вожжи! Под очагом, где затеяли дровник, удало он залепил полукруг гипсокартонного каркаса – «кружало», – и махом выложил по нему кирпичную арку. И ведь угадал с диаметром тютелька в тютельку – дуракам везёт. Готово дело – хозяин, глянь! А вот завтра, предупредил я, приеду попозже. Зато уеду пораньше – сына с утра на тренировку отвести, а вечером из школы встретить.

– А сколько сыну лет? – двусмысленно поинтересовался Александр.

– Десять, – ничтоже сумняшеся, ответствовал я.

Насчёт второй половины, соврал я, конечно. Но так в угоду же танцам! По четвергам тесть убегал пораньше со службы внука в школу отправлять, а бабушка Семёна встречала. Но вполне, впрочем, могло и по моей басне быть – в прошлом-то году ведь было…

– Я не согласен, – рубил словами воздух хозяин с Ушакова, – что такой специалист, как Алексей, три часа в день теряет. Вплоть до того, что будем выделять ему машину. Давай, Григорий, решай вопрос!

Без особого с моей стороны энтузиазма («А ну как и это в счёт зарплаты пойдёт!»), по понедельникам и средам, когда моя семейная очередь выпадала быть Семёну провожатым, ушаковскими решено было выделять мне машину – с личным шофёром. Чёрный «мерседес-Гелендваген», который возил дочь хозяев в школу.

– Только, Гриша, своего сына я не доверю никому, – повторял я слова жены.

Когда, выйдя из подъезда, Семён первый раз увидал к парадному поданное авто, он, не подав, конечно, вида, задохнулся от гордости.

– Не забудь поздороваться!

– Здрасьте! – полез он на заднее сиденье.

– Только осторожно – машина казённая. Давай пристегнёмся. – Я помог отыскать и пристегнуть ремень безопасности.

– Давно в таких не ездил, – не тушуясь, пояснил мне, но больше шофёру, секундную заминку с ремешком Семён.

«Давно»! Молодец! Тогда ему не было ещё и десяти.