Пожар любви

Когда Арлетта укладывала последнюю порцию гарнира в цветок, вырезанный ею из огромной красной луковицы, у нее дрожали руки. Она цепенела от одной мысли, что что-нибудь может выйти не так. Ей было необходимо, чтобы все детали были безупречны. И вовсе не потому, что большинство гостей были клиентами Джей Кея или она хотела понравиться гостям. Прием был экзаменом. Арлетта презирала экзамены, но подсознательно постоянно готовила себя к ним. Она считала, что в ее жизни любой поворот был проверкой. Она не забыла своего детства в Луизиане и того времени, когда постоянно терпела поражения.

1943 год.

Неподалеку от Гранд-Лейк, штат Луизиана

Арлетта выросла на берегах глубоко вдающихся в сушу заливов Луизианы. Ее отец, Бобби Джо Герберт, был полуграмотным деспотом, обрушивавшим свой чудовищный нрав на головы жены Мари и шестерых детей, пользуясь им, как укротитель львов пользуется кнутом. Он утверждал свою власть, держа семью в постоянном страхе. Самое яркое воспоминание Арлетты о том, как он бил ее, относилось ко времени, когда ей было пять лет. Когда он приблизился к ней, щелкая кожаным ремнем для точки бритвы, она почувствовала себя пойманным зверьком. Она навсегда запомнила запах старой кожи и перегара, которым он дышал, браня ее. Она просила прощения, но он только смеялся в ответ. Все время, пока он смеялся этим страшным скрипучим смехом, она плакала и просила. Но вдруг в голове у нее что-то щелкнуло, остужая мысли и делая их абсолютно ясными. Слезы высохли. Ярость вспыхнула в ней, как искры, высекаемые колесами поезда, когда он сходит с рельсов.

— Папа! Перестань!

— Заткнись! — крикнул он, брызжа слюной ей в лицо.

В ее взгляде был вызов. Она больше не чувствовала себя маленькой девочкой. Она понимала, что он мог убить ее, если бы захотел. В этот момент ее ненависть была безграничной. Она чувствовала себя как библейский мальчик Давид, о котором ей читала мать. Перед ней был не отец, а чудовище.

— Я тебя ненавижу! — пронзительно крикнула она.

Бобби Джо был ошарашен этим бунтом.

— Сейчас я тебя проучу!

— Нет! — неистово взвизгнула Арлетта.

В тот момент, когда он поднял ремень, она увидела его остекленевшие глаза и поняла, что он с трудом удерживает равновесие. Это спасло ее. Она бросилась вниз, проползла у него между ног, ударила его сзади под колено, потом вскочила на ноги и выбежала из лачуги.

— Господи Иисусе! — вскрикнул Бобби Джо, повернулся кругом и снова поднял ремень. Но Арлетты и след простыл.

Арлетта бежала между поросших мхом дубов по выжженной солнцем траве и высохшей грязи, там, где прошлой весной их грузовик оставил на земле глубокие колеи. Она свернула с пыльной дороги, которая вела от шоссе к их лачуге, и пошла по, как ей казалось, одной ей известной тропинке, ведущей в сторону залива, стараясь не задевать кустарник и камни. Пока она тащилась по грязной воде, она снова и снова клялась себе, что больше никогда не вернется домой.

Она отыскала свой любимый водяной дуб, ствол которого был изъеден дуплами, образовавшимися из-за многочисленных подъемов воды и засух, и вскарабкалась на него, отколупывая куски столетней коры там, где ее босые ноги соскальзывали по сухому дереву. Один из кусков порезал ей ногу, но Арлетта не обратила на это внимания. Это была небольшая плата за обретенную свободу.

Она свернулась калачиком в сердцевине дерева, укрывшего ее в своей тени. Арлетта смотрела, как вода медленно смыкалась там, где были ее следы, и прислушивалась, нет ли за ней погони. Но она слышала лишь цапель, пеликанов да шуршание пробегавших по дереву норок и мускусных крыс. Прошел час, прежде чем ее сердце перестало колотиться. Однако она готова была бежать снова, если нужно, ведомая не знающим возраста инстинктом самосохранения.

Арлетта мало что знала о внешнем мире, поскольку в район Баиу-Тече не приходили газеты. По крайней мере в ее семье их не читали. Она знала, что в Европе идет война, потому что во время их последней поездки в Нью-Иберию в июле по случаю ее дня рождения в кино перед фильмом показывали ролик с новостями. Родители Арлетты не говорили о войне, но мать иногда упоминала о чем-то, связанном с «призывом», и Арлетта заметила, что каждый раз, когда она это делала, отец приходил в бешенство.