Пожар миров. Избранные статьи из журнала «Возрождение»

Властители и председатели «Бесов» у Достоевского, Петр Верховенский и Шигалев, прежде всего дурачье и тупицы. Они совсем не «Мефистофели», но всего лишь «порождения темной думы» Мефистофеля, для которого единственным путем борьбы с создавшим Космос и homo sapiens Мировым Умом-Логосом было умножение злого хаоса и безумия, всякой порчи – вплоть до пародирования слова Божия и дел любви. Но к этой действительно ужасной идее пришел Мефистофель довольно поздно. Этот его «дар» миру, его новый выверт – действительно его «новая мудрость», с помощью которой он поселяет врагов у самого престола Божия и водворяет «мерзость запустения на святом месте», – приходит в параллель к христианству, делает его воды горькими, негодными к употреблению, и это показывает, что в лице врага Христова мы имеем дело действительно с «умным и страшным духом». Это мы уже находим у Гоголя – умножение зла при помощи борьбы со злом. Мефистофелю важны конечные результаты. На одно, кажется, он не решается: пародировать стихию ума. Он считает, по-видимому, ум своей привилегией и не терпит его ни в ком другом. Подобно крыловскому герою в блестящей и режущей, как бритва, басне, которая так и называется «Бритвы», он

С умом людей боится

И терпит при себе охотней дураков.

Не любит Мефистофель триединицу героя, гения и святого… Не любит и губит какими угодно средствами – в том числе давая власть и ход трусу, бездарной глупости и негодяю…

Все это мы и находим у К.К. Случевского не только в отделе «Музей Мефистофеля », но и в других, внутренне сюда относящихся вещах. Прежде всего – претензия занять место Творца и похитить у Него Его же атрибуты, даже затмить его софийный «тихий свет » своим фальшивым, хотя и эффектным и пугающим сиянием и своим «громковещанием». Словом, «Хлестаков, залетевший в надзвездные пространства». Бога как бы и вовсе нет: Он светит во тьме. И слуги, и друзья Мефистофеля говорят Ему: Тебя нет и мы пишем Твое имя с малой буквы.

Я кометой горю, я звездою лечу

И куда посмотрю, и куда захочу,

Я мгновенно везде проступаю!

Означаюсь струей в планетарных парах,

Содроганием звезд на старинных осях —

И внушаемый страх – замечаю!

Я упасть – не могу, умереть – не могу!

Я не лгу лишь тогда, когда истинно лгу, —

И я мир возлюбил той любовью,

Что купила его всем своим существом,

Чувством, мыслью, мечтой, всей явью и сном,

А не только распятьем и кровью.

Надо мной ли венец не по праву горит?

У меня ль на устах не по праву царит

Беспощадная, злая улыбка?!

Да, в концерте творенья, что уши дерет,

И тогда только верно поет, когда врет, —

Я, конечно, первейшая скрипка…

Я велик и силен, я бесстрашен и зол;

Мне печали веков разожгли ореол,

И он выше, все выше пылает!

Он так ярко горит, что и солнечный свет,

И сиянье блуждающих звезд и комет

Будто пятна в огне освещает!

Будет день, я своею улыбкой сожгу

Всех систем пузыри, всех миров пустельгу,

Все, чему так приятно живется…

Да скажите же: разве не видите вы,

Как у всех на глазах, из своей головы,

Мефистофелем мир создается?!

Не с бородкой козла, не на тощих ногах,

В епанче и с пером при чуть видных рогах

Я брожу и себя проявляю:

В мелочь, в звук, в ощущенье, в вопрос и в ответ

И во всякое «да», и во всякое «нет»

Невесом, я себя воплощаю!

Добродетелью лгу, преступленьем молюсь!

По фигурам мазурки политикой вьюсь,

Убиваю, когда поцелую!

Хороню, сторожу, отнимаю, даю —

Раздробляю великую душу мою

И, могу утверждать, торжествую!..