Пожар на Хайгейт-райз

– Вам не следует этого делать. – Кэролайн была крайне удивлена. – Вы же про них никогда раньше не вспоминали – вы их уже много лет не навещали!

– А разве это причина, чтобы не заехать и не утешить их в горе и несчастье? – требовательным тоном осведомилась старая леди, негодующе подняв брови, словно ища признаки разумного в этом неблагоразумном доме. – Я поеду сегодня же. Еще совсем рано. Можете составить мне компанию, если желаете. – Она с трудом поднялась на ноги. – При условии, что вы ни при каких обстоятельствах не станете проявлять вульгарное любопытство. – И она с топотом проследовала мимо передвижного столика с чайными принадлежностями и вышла из гостиной, даже не удосужившись оглянуться и посмотреть, какую реакцию вызвало ее заявление.

Шарлотта бросила взгляд на мать, не уверенная, стоит ли сообщать ей о своем намерении. Мысль о том, чтобы познакомиться с людьми, столь близко знавшими Клеменси Шоу, была крайне привлекательной, хотя она была уверена, что человек, который поджег портьеры в доме Шоу и таким образом подстроил ее смерть, боялся именно ее деятельности по выявлению владельцев трущоб, на которых те наживались, и обнародованию их имен.

Кэролайн вздохнула, потом недоверчивое выражение на ее лице уступило место задумчивости, сменившейся, в свою очередь, робкой заинтересованностью.

– Ах! – она снова вдохнула и медленно выдохнула. – Ну, я, право, не знаю, можем ли мы позволить ей ехать одной… А ты как считаешь? Понятия не имею, что она там может сказать… – Она прикусила нижнюю губу, подавляя улыбку. – А любопытство – это так вульгарно…

– Просто ужасно, – согласно кивнула Шарлотта, вставая и прихватывая свой ридикюль, готовая к выходу.

Довольно долгий путь до Хайгейта они проделали почти в полном молчании. Только раз Шарлотта спросила у старой леди, давно ли она знакома с сестрами Уорлингэм и что они нынче себой представляют, но ответ был короткий и выдан таким резким тоном, который отбивал всякую охоту к дальнейшим расспросам.

– Они не были ни красивее, ни уродливее большинства остальных, – сообщила старая леди, словно вопрос был бессмысленный и глупый. – Ни разу не слыхала ни о каких скандалах, связанных с ними, – а это может означать, что они либо весьма добродетельны, либо просто им никогда не представилась возможность дурно себя вести. В конце концов, они же были дочерьми епископа!

– Я не спрашиваю про скандалы. – Шарлотту чуть не взбесил намек старухи. – Меня просто интересует, что это за люди.

– Люди, потерявшие близкого человека, – последовал ответ. – Именно поэтому я и еду к ним с визитом. Подозреваю, что ты увязалась со мной просто из любопытства, что есть проявление слабохарактерности самого отвратительного свойства. Надеюсь, ты не поставишь меня у них в неловкое положение?

Шарлотта даже задохнулась от такой откровенной и грубой бесцеремонности. Ей было прекрасно известно, что старая леди не посещала Уорлингэмов уже лет тридцать и совершенно точно не поехала бы к ним сейчас, если бы Клеменси не погибла столь ужасным образом. Но в этот момент ей не пришел в голову никакой колкий или язвительный ответ, так что остальную часть пути они проделали в молчании.

Дом Уорлингэмов располагался в Хайгейте, в Фитцрой-парк; снаружи он выглядел весьма впечатляюще – солидный особняк с изысканно украшенными дверью и окнами, достаточно большой, чтобы вмещать весьма обширную семью и полный штат домашних слуг.

Внутри, когда их туда ввела горничная с фигуркой статуэтки, дом оказался еще более роскошным и пышно украшенным, хотя и несколько запущенным, особенно в некоторых углах. Шарлотта, следуя позади матери и бабушки, имела возможность неспешно и хорошенько рассмотреть все вокруг. Холл был необычно просторный, отделанный по стенам дубовыми панелями и увешанный портретами разных эпох, но без табличек внизу, поясняющих, кто на них изображен. У Шарлотты тут же мелькнуло подозрение, что это вовсе не предки Уорлингэмов, а просто украшения, предназначенные производить впечатление на посетителей. На почетном месте, где он лучше всего освещался, красовался самый большой портрет – пожилого джентльмена в весьма современной одежде. Его широкое лицо было розовым, серебряно-седые волосы отступали далеко назад от возвышающегося лба и чуть вились возле ушей, создавая вокруг головы нечто вроде светящегося ореола. Глаза синие, под тяжелыми веками, подбородок широкий; но самой выдающейся чертой была благосклонная, самодовольная и чрезвычайно самоуверенная улыбка, кривившая его губы. Под этим портретом имелась табличка, вполне читаемая, даже при том, что Шарлотта довольно быстро прошла мимо него к двери в утреннюю гостиную. ЕПИСКОП ОГАСТЕС Т. УОРЛИНГЭМ.