Пожар сердца

Лагерь представлял собой вырубку площадью в пять акров посреди густого соснового леса. В центре стоял приземистый домик столовой, а по краям – два жилых барака: длинные узкие постройки, крытые толем и рассчитанные на сто постояльцев каждая. Обстановка бараков была до предела скудной: по обе стены тянулись ряды трехъярусных деревянных коек, а вдоль нижних ярусов шли узкие скамьи из неотесанных бревен.

Несмотря на жесткие койки и матрасы из елового лапника, мужчины спали в бараках как убитые. Отмахав двенадцать часов топором на морозе, лесоруб мог свернуться калачиком на пеньке и тут же заснуть.

Бараки укрывали рабочих от дождя и снега, но совсем не спасали от ветра, свистевшего в незаделанных щелях бревенчатых стен. Подчас внутри было так же холодно, как и снаружи. Однако в безветренную погоду помещение довольно сносно прогревалось теплом человеческих тел и жаром от костра, который разводили в яме, вырытой в земляном полу посреди барака.

Еще не смолк пронзительный металлический звук, призывающий к трапезе, а лесорубы уже начали скатываться с коек, ворча, кашляя, сплевывая, ругаясь и натыкаясь друг на друга в кромешной тьме. Старший бригады подкинул охапку свежих поленьев на горящие угли костра. Пламя лизнуло сухую кору, спираль из дыма и искр лениво поднялась к круглому отверстию в крыше.

– А ну вставайте, да поживей! – прорычал он. – Мы должны выйти на работу до рассвета.

Когда подошли Робертс и Доун, лесорубы уже завтракали в столовой, сидя впритирку на скамейках за длинными, грубо сколоченными сосновыми столами. Повара раздавали им оловянные тарелки с соленой свининой и большие куски хлеба, намазанные черной патокой с бобами.

В дальнем конце столовой над открытым очагом хлопотал голый по пояс повар Ларс Свенсен. Пот блестел в густых волосах, покрывавших его мускулистые плечи и грудь. Свенсен был шведом, суровым с виду и с пышными бакенбардами. Как и большинство лагерных поваров, он содержал свою столовую в безупречном порядке и строгости. Грубые шутки и пустые разговоры здесь запрещались. Быстро поел и уходи – освобождай место для тех, кто стоит в очереди перед входом.

Мужчины приветливо встретили босса и его дочку. Все работники уважали Уолта Робертса. Это был замечательный человек, истинный лесоруб, как и они сами. На его ладонях до сих пор красовались профессиональные знаки отличия – мозоли, твердые, как панцирь броненосца.

Доун тоже пользовалась всеобщим уважением. Когда она подошла к столовой, в очереди сразу смолкли все богохульные и непристойные разговоры.

– Мы будем в конторе, – сообщил Робертс работникам. – Позовете нас, когда будете готовы.

Контора располагалась в длинном прямоугольном здании, таком же, как и бараки, только поменьше. В центре комнаты стояла пузатая железная печка, заранее растопленная поваренком. Когда они вошли, ее металлические бока уже раскалились докрасна.

– Бр-р-р, хорошо! – Доун подошла к печке и протянула к огню озябшие руки.

Две стены комнаты были заняты высокими шкафами с бумагами. Напротив печки стоял большой письменный стол. Сняв тулупы и перчатки, отец с дочкой расселись по своим местам. Робертс взял стопку текущих ордеров из ящика рядом с зеленым промокательным валиком.

– Может, я тебе подиктую, милая? – спросил он у дочери.

– Давай, – охотно откликнулась она.

Доун изобрела свой собственный способ стенографии и писала под диктовку быстрее, чем бывшая секретарша и помощница Робертса, окончившая чикагскую школу секретарей.

Она уже заканчивала третье письмо, когда в дверь постучал десятник лесорубов.

– Мы готовы, – сообщил он.

Отец и дочь надели тулупы и вышли из конторы.

– У нас еще полно писанины, – сказал Робертс дочери. – Знаешь, после ленча возвращайся сюда вместе с «Мэри-Энн», займись ордерами. В три часа придет Деннис Прайс, он подновит бухгалтерские книги. Можешь ему помочь.

У Доун екнуло сердце. Деннис Прайс, симпатичный молодой бухгалтер с востока, работал на полдюжины крупнейших лесозаготовительных компаний штата.

– Как скажешь, папа, – небрежно бросила девушка.

«Надо будет вернуться пораньше, чтобы успеть принять ванну и вымыть голову перед приходом Денниса», – решила она.

В этого парня Доун была влюблена с двенадцати лет. Сначала он относился к ней как к младшей сестренке, называл «лапочка» и «котенок». Но когда она повзрослела, Деннис стал вести себя с ней предельно сдержанно. Теперь она чувствовала, что он наконец увидел в ней женщину. На Рождество Доун поцеловала его под омелой, которую привесила к потолку конторы, и бедный бухгалтер покраснел до самых корней волос. Он всегда старательно избегал лишних прикосновений к девушке.

Они пошли к саням, которые должны были довезти их до северного рукава Сагино. По дороге Доун тайком поглядывала на отца и улыбалась. Робертс и не догадывался о том, что его дочка-сорванец мечтает о любви, что под грубым костюмом лесоруба скрывается женщина, способная на нежность, кротость и пылкую страсть. Доун была еще девственницей, но ей не терпелось поскорее расстаться с невинностью.