Пожар в Долине

Я молюсь, чтобы эти вычисления выполняла какая-нибудь машина, возможно, паровая.

Чарльз Бэббидж, изобретатель 19-го века, о сложном и нудном процессе вычисления вручную

Персональные компьютеры вошли в нашу жизнь в середине 70-х годов, но их исторические корни относятся к огромным вычислительным машинам 50-х годов 20-го века и даже к мыслящим машинам писателей-фантастов века 19-го. Можно ли запрограммировать машину так, чтобы она думала? Этим чрезвычайно интересным вопросом задавались многие исторические персонажи.

Однажды дождливым летним днем (дело происходило в Швейцарии) лорд Байрон и Перси Биши Шелли, два поэта, немало размышлявших над влиянием прогресса и науки на развитие общества, рассуждали о том, насколько возможен искусственный интеллект. Жена Перси, Мэри Уолстонкрафт Шелли впоследствии использовала их умозаключения в своем романе «Франкенштейн». Создание, придуманное Мэри Шелли, необычайно взволновало читателей того времени — эпохи пара. Начало 19-го века ознаменовалось массовой механизацией, и главным символом механической силы стал именно паровой двигатель. Сначала его поставили на колеса, и в 1825 году появилась первая пассажирская железная дорога. Затем пар, в энергии которого заключалась та же загадка, какая таилась для нас в электричестве и атомной энергии, пришел в другие сферы человеческой жизни.

В 1833 году английский математик, астроном и изобретатель Чарльз Бэббидж заговорил об использовании пара для вычислений. Он придумал машину, которая, по его утверждению, сама могла считать или даже механизировать мысль. Многие считали его живым профессором Франкенштейном. Хотя изобретатель так и не смог воплотить свой замысел в жизнь, он не был беспочвенным мечтателем. Его работа над тем, что он называл «Аналитической машиной», положила начало более глубоким разработкам в области логики и математики. Ею он занимался до самой своей смерти в 1871 году. Бэббидж думал, что его машина сделает людей более свободными и раскованными, освободит их от изнуряющих расчетов.

Коллегой Бэббиджа, его соратником и научным летописцем была Августа Ада Байрон, дочь лорда Байрона, ученица математика-алгебраиста Огастаса де Моргана и будущая леди Лавлейс. Сама писательница и начинающий математик, Ада смогла в своих работах объяснить идеи Бэббиджа самым образованным людям британского общества, а также потенциальным спонсорам-меценатам. Она же написала инструкции по использованию «Аналитической машины» для решения сложных математических задач. Именно за эти работы многие называют Аду первым программистом компьютеров. Министерство обороны США признало ее роль в развитии программирования и в начале 80-х один из языков программирования был назван ее именем.

Нет сомнений, что Мэри Шелли намекала в романе «Франкенштейн» на существующий у общества страх перед технологиями. А Ада решила успокоить современников, убедить их в том, что творение Бэббиджа не будет в действительности думать само по себе. «Аналитическая машина», утверждала она, сделает только то, что написано в инструкциях, созданных людьми. В этом смысле в современном понимании такая машина была очень близка к компьютеру, а ввод инструкции — к тому, что мы называем программированием.

«Аналитическая машина» Бэббиджа видится нам сегодня огромной, шумной, ужасно дорогой машиной, сверкающей стальными и медными частями. Числа в ней должны были храниться в регистрах памяти, состоящих из зубчатых колес, а сложение и запоминание результата осуществлялось с помощью системы механических молотков и зубчатых полос. Изобретатель рассчитывал, что она будет хранить около 1000 чисел до 50 знаков каждое. Эту емкость устройства внутреннего хранения в наши дни называют объемом памяти. По современным меркам «Аналитическая машина» была бы чрезвычайно медлительна со своей производительностью — менее чем одна операция в секунду, но в то же время она имела бы больше памяти, чем первые компьютеры, появившиеся в 40-50-е годы, и первые микрокомпьютеры 70-х.