Пожарная застава квартала Одэнматё

— В этих местах всегда было трудно собрать требуемый урожай, а теперь, когда князя заменили, дела и вовсе расстроены. Две шкуры с крестьян не спустишь. Нам придется закупать рис на стороне. А мы только сестру твою сговорили.

— Сговорили? Сестру? Когда? За кого?

Я, занятый делами нашего с Мацуда дозора, совершенно ничего об этом не знал.

— За достойного человека, не изволь беспокоиться, — дед улыбался. — Без урона нашей чести. Семья надежная. И нужная. Живут только далеко, в долине внизу. Тем и полезны. Пора нам спускаться с гор.

Я, признаться, оказался не готов к таким новостям.

— Ты не беспокойся, — усмехнулся дед. — Выдадим сестру и тебя сговорим. Есть у меня на примете хорошая девица. Эх, расходы… Сколько на один пир только потратим?

— Мешков двадцать выложить придется, не меньше, — довольно отозвался мой обычно рачительный дядя. — А положим меньше, не поймут, скажут, нищеброды.

— Расходы… — вздохнул дед.

Нет. Я не готов к таким новостям. Ни к тому, что сестра уходит из дома, ни к тому, что я скоро женюсь сам, хотя в этом не было ничего необычного.

Обсудили расходы на свадьбу, и затем дед отпустил всех.

— А ты задержись, — бросил мне дед. — Передашь кое-что своему учителю.

Недовольные тем, что их выставили первыми, дядя и брат откланялись.

— Подай мне сверток из почетной ниши, — указал мне дед. — Да, этот. Неси сюда.

Я с поклоном забрал указанный мне предмет из стенной ниши, где хранились семейные реликвии вроде свитка с семейной родословной, и с трепетом отнес плоский легкий сверток деду на столик.

Дед развернул потертый шелк. Внутри оказалась тонкая потрепанная тетрадка, сшитая из грубой желтоватой бумаги, какой я еще не видел. Странные узоры покрывали первую страницу, и не сразу я понял, что это знаки какой-то неведомой мне письменности.

— Это книга, — произнес задумчиво мой дед, открыв и закрыв страницу. — Книга южных варваров.

Дед передал книгу мне.

— Что здесь написано? — Я жадно перелистывал страницы. Странные крючковатые строчки, горизонтальные, и черно-белые рисунки человека необычно, чудовищно носатого и удивительно бородатого в дивно странной мешковатой одежде. Он стоял всегда в забавных разнообразных позах и всегда с ружьем. Изображения ружей я уже видел и узнал их и тут.

— Это мушкетерский кодекс, — ответил дед.

— Что-что?

— Это подарок, который я получил очень давно. Ты этого еще не слышал, но в этом году Ставка своим указом запретила владеть книгами южных варваров. Теперь за это будут наказывать. Вам следует сбыть эту вещь с рук. Как можно дальше отсюда и как можно незаметнее. Я бы предпочел сжечь ее теперь, но такие вещи имеют своих ценителей и немало стоят. А твоя сестра нуждается в приданом.

— Я понял.

Поклонившись, я спрятал тетрадку на груди и покинул дом моего деда, никого из домочадцев не встретив.

Но во дворе нашего дома я столкнулся с младшим братом. Вот кого я не ожидал здесь встретить. Не ожидал и не хотел.

— Нужно что-то? — неласково спросил я его. Спрятанный на груди под запахом кимоно сверток жег грудь, и мне не терпелось отправиться в бамбуковую рощу на встречу с Мацуда.

Брат поклонился мне и ошарашил:

— Возьмите меня с собой сегодня вечером, почтенный старший брат. В ваш дозор за спокойствием духов.

Я не нашелся сразу что ответить. Это был шаг к примирению, который я сам бы никогда не решился предпринять, и было глупо и отвергать его теперь, и если бы не сегодняшнее поручение деда, я бы… Но я не мог сейчас. Я уже понимал, что есть вещи, в которые никак не следует посвящать больше трех человек, и это было как раз такое.

— А чего именно сейчас? — недовольно буркнул я.

— Отец сказал, — внезапно смутившись, признался брат.

Н-да. Так это еще и не он сам придумал.

— Сегодня никак невозможно, — почти искренне сожалея, отозвался я. — Может быть, в другой раз.

— Значит, никогда, — внезапно вспыхнув черным взором, воткнул в меня словно пару лезвий мой дорогой, любящий младший брат.

Я не намеревался задерживаться так долго, и эта странная беседа уже сильно меня тяготила. Но прежде чем я ушел, он успел бросить мне в спину:

— Тебе всегда позволяли больше, чем остальным. Тебе всегда достается самое лучшее, всё для тебя! Все тебя жалеют, — проскрипел он зубами. — А все потому, что твой отец не вернулся.

— Не болтал бы ты о том, чего не знаешь, — с внезапной для меня самого ледяной яростью процедил я. — Ведь это ты у нас избранный любимчик, у которого все есть, не тебе завидовать мне-то.

— Тебя учат быть воином! — выкрикнул брат. — А меня — писарем!

— Какая разница? — Я действительно не понял этого его вопля. Меняешь меч на кисть, когда это приемлемо, как говаривал Мацуда. — Это не важно, что ты умеешь, ты все унаследуешь.

— А я этого не хочу! Я хочу делать все, что вздумается, как ты!

— Но я не делаю, что вздумается…

— Действительно? Это не ты бродишь ночами, когда остальным следует спать, не ты ходишь куда дойдешь, а не остаешься дома, не ты сражаешься с чудовищами? Говоришь с дедом в любое время, когда я его вижу только по большим праздникам? Разве это все не о тебе?

Я был поражен.