Пожарная застава квартала Одэнматё

Вот только на весь город их давно уже недостаточно. И даже приезжающие князья уже сами снаряжают своих молодцев охранять свои усадьбы от огня, так как на пожарных правительства мало надежды. А как быть тем, у кого нет воинов? Вот и сбиваются в торговых и ремесленных кварталах ватаги хикэси — молодцев-доброхотов, борцов с огнем, и неизвестно, что хуже, — огонь или их доброхотство…

— И народец там подобрался же, один к одному, — сокрушался Окасукэ. — Не сравнить вот с вами, например, господин Исава. Кто в цеху не удержался, кто проигрался в прах, кого господин Сакуратай из наших ополченцев-отокодатэ выгнал, а кого даже кабукимоно от себя погнали, сами понимаете, какой там народ.

— Вот как, — проговорил я, задумчиво скрестив руки на груди. Интересные обстоятельства. Чтобы приняться за эту работу, мне придется вытолкать с нее отборных подонков всей округи...

А потому я обещал не спешить с решением и тщательно обдумать вопрос. С чем довольный Окасукэ и удалился, оставив меня в серьезном замешательстве сидеть на полу в храмовой галерее.

Ну, конечно, нужно соглашаться! Я приподнял с пола связку монет, потряс ею. Звенит. Так можно жить. Я смогу приложить все усилия. И это, безусловно, нужная работа, а не нечто похожее на душеспасительную деятельность добрых прихожан. Это настоящая работа, и я с нею справлюсь. Справлюсь же?

Я вспомнил пожар замка Хара. Если не справлюсь — все выгорит дотла… И командовал людьми я очень давно и недолго…

Я прислушался к храпу из моей комнаты. Люди еще спали. Да уж. Согласятся ли братья Хиракодзи подчиняться? Работать со мной? Как это вообще будет устроено? Нужно думать. Деньги деньгами. Смогу ли я быть полезен, вытяну ли? Беспокоюсь, как на экзамене, удивительно…

— Ты тут, что ли, будешь Исава? — произнес хриплый, грубый голос.

Я поднял глаза. Обладатель голоса очень с ним гармонировал. Лохматый, босоногий, здоровенный и опасный. Мосластые ручищи на скрученном поясе, татуированные до запястий, бородатый и небритый, кимоно на плечах во множестве мелких прогоревших точек — искрами пожгло. Знатный пожарный. Мастер своего дела. Сразу видно. Глядит недобро.

— Я Исава, — согласился я. — А кто ты? С чем пожаловал?

— Разговор есть, — буркнул молодец.

— Я весь во внимании.

— Да не со мной, — поморщился молодец. — Пошли. Старшой, Икимару, поговорить с тобой желает.

— Даже так. — Я некоторое время рассматривал посланца. — Как тебя зовут?

— Буранкай. Ну? Так ты идешь?

— Позволь мне собраться, — ответил я, поднимаясь с пола.

Прежде чем идти, я умылся, привел в порядок одежду, взял оба меча. Вот уж не знаю, о чем хочет со мною говорить нынешний самоназначенный глава хикэси Одэнматё. Не думаю, что он попробует напасть на меня или вообще применить силу. Но, думаю, беседа наша будет познавательна.

Вслед за Буранкаем я прошел весь Одэнматё насквозь. Почти на противоположной от храма стороне, на берегу широкой реки Сумида, естественно ограничившей рост города в этом направлении, стоял небольшой полуразрушенный дом, закопченные следы пожара до сих пор были заметны. Я здесь никогда не был, место глухое. Вот тут я начал беспокоиться.

— Ну что? — оглянулся Буранкай, когда я задержался на входе. — Заходи.

И я вошел.

Внутри было не так ужасно, как можно было ожидать. Был наведен некоторый порядок, крыша укреплена, хотя во время дождей тут везде текло. Перегородки все в заплатах и новых дырах. На кухне курили и возились со стряпней дюжие мужики в пропотевших кимоно. Лилась вода. Пахло рисовым варевом.

Мы прошли мимо маленькой комнаты, бывшей кладовой, заваленной баграми, топорами и прочим таким инструментом, как видно, в снаряжении у них недостатка нет. Вот другая комната, большая, весь пол занят старыми футонами, спят тут… Целая казарма. Встречавшиеся на пути пропускали нас дальше, но смотрели мне в спину недобрым взглядом — я чувствовал. С большим трудом удерживался от того, чтобы опустить руку на ножны. Спокойно. Спокойно.

— Заходи, — кивнул Буранкай, останавливаясь в конце коридора и отодвигая дверь.

И я вошел.

В этой комнате не было крыши, только небо. Ну и зеленые кроны высаженных за домом лимонных деревьев поднимались над кривым, полуразваленным обрезом стены. На стене, глядя вдаль, в вольной позе, словно в постели, сидел довольно молодой человек в черном распахнутом на груди кимоно. Светлые, обрезанные по шее волосы лежали свободно, рот, узкий как щель, веки опущены так, что невозможно различить цвет глаз.

Он едва повернул голову при моем появлении. Искоса поддев меня на булавку взгляда, сказал, как плюнул:

— Это кто же у нас пожаловал? Сам господин Исава никак?

От такого хамства я даже остановился.

— Входи, входи, — подбодрил меня молодец. — Сесть не предложу, сам видишь, особо негде. Но постоять тут есть где.

— Кто ты такой? — выдавил я на редкость остроумную фразу.

— Зови меня, Икимару, — равнодушно произнес он. Его взгляд уже вновь ушел вдаль, мое присутствие его не беспокоило.

— Что тебе нужно, Икимару?

Он ответил не сразу: