Сердце ускоряет бег, болезненно затрепетав в груди. В центре зала появляется её драгоценная «пропажа». Следом за ним решительным шагом идет эскулап в белом халате с планшетом и бумагами в руках и грозно в них тычет, рассказывая о суточном наблюдении и об опасности случившегося.
Китнисс с трудом сглатывает, во все глаза таращась на грязного как чёрт мужчину с взъерошенной шевелюрой, в которой нет ни намека на золотистые локоны. Он немного хромает, пытаясь одной рукой затолкать футболку в форменных штанах; на теле и лице, кажется, добавилось синяков и ссадин со дня памятного диалога с Гейлом, но в общем-то он здоров, что сам Пит спешит подтвердить привязавшемуся к нему врачу:
— Я здоров. Вы выяснили, что у меня нет сотрясения, и все конечности целы. В течение суток я точно не покину больницу, так что если начну биться в конвульсиях на полу, то Вы успеете сказать: «Я же говорил!»
— Я за ним присмотрю, — резко вмешивается в разговор брюнетка, облизывая пересохшие губы и, не понимая, как оказалась рядом так быстро.
Доктор может и возмущен, но понимает, что против человеческого упрямства он бессилен, так что лучше он поможет согласным, которых в больнице в изобилии. Вздохнув, дает согласие, подсунув какие-то бумаги на подпись и удаляется в глубь учреждения.
Китнисс всю разрывает от мыслей и слов, взращенных на волнении. Ей хочется и накричать на Пита, и поцеловать его, и разрыдаться в конце концов. И прежняя она дала бы волю своим чувствам, вот только Мелларк уже выглядит так, словно на нём отыгрались все собравшиеся недовольные. И вместо всех буйствующих в голове слов девушка окидывает блондина строгим взглядом, отмечает вертикальную морщинку между серых бровей и поддернутые тревогой зрачки, после чего сообщает:
— Ты задолжал мне чай.
— Неужели только поэтому волновалась?
— С чего ты взял, что я волновалась? Просто… хорошую компанию сложно найти, — и улыбка едва уловимая, ласковая.
— Предлагаешь не откладывать?
— Ну, как минимум, не затягивать, а то я поседею, — её руки дрожат, когда она дотрагивается до кровоточащей щеки, отчего Пит слегка морщится, но не отстраняется.
Кому-то со стороны этот разговор показался бы пустым и ненужным, но только не им. Эти двое вкладывали в слова совершенно иной, ценный и понятный только для них смысл.
— Да, отличного ты себе парня выбрала, — усмехнулся Мелларк. А слово «парень» отозвалось в груди девушки усиленным сердцебиением. Парень? Парень…
— Никогда не любила легких путей, — и вновь столь редкая нежность заиграла в серых зрачках, а губы изогнулись в мягкой улыбке, очень осторожно дотрагиваясь до здоровых участков кожи. Крепкие руки давно сомкнулись за её спиной, надежно удерживая в своих объятиях и так же наслаждаясь каждым мгновением.
— Это ты был в доме? — еле слышно шепчет ему на ухо брюнетка.
Пит кивает, даже не пытаясь поинтересоваться откуда Китнисс знает.
— А кто второй?
***
Хейзел Хоторн никогда не отличалась импульсивностью в вождении. Привычка, что уже много лет в салоне машины с ней обязательно есть хоть один ребенок, сделала её манеру управления спокойной и вымеренной. Она четко знала степень ответственности перед ними и окружающими… но только не сегодня.
В Капитолии творилось настоящее столпотворение: перекрытые улицы, пробки, стремящиеся вне очереди к больнице машины скорой помощи. Ни одна полицейская машина, на своё счастье, не попыталась остановить бешено мчащийся по улицам минивен, в противном случае вместо пункта назначения Хейзел попала бы в полицейский участок. Младшие, обычно шумные и веселые, хоть и не знали всего, а все-таки на всякий случай притихли, чувствуя, что происходит что-то плохое. Нечто подобное они уже переживали.
Нервы, словно перетянутые струны, грозили лопнуть в любую секунду. Миссис Хоторн толком так и не поняла что случилось и допытываться у позвонившего ей офицера времени не было. Узнает всё на месте, потому что вопросы в голове множились в геометрической прогрессии, вытесняя мысль о количестве штрафных квитанций, которые заполнят вскоре семейный почтовый ящик. Плевать она на них хотела! По крайней мере, сейчас.
Автомобиль с визгом влетает на больничную парковку, у входа замирает по диагонали, едва попадая в разграничительные линии, выведенные на асфальте. Миссис Хоторн не тратит драгоценные секунды на то, чтобы выровнять машину и, выгрузив детей, устремляется к многоэтажному бастиону имени какого-то святого. Она даже не помнит заперла ли её.
В приемном покое Хейзел уже знает на что обращать внимание, чтобы понять степень тяжести случившегося, и тот факт, что почти все собравшиеся в черно-желтой форме, заставляет её обмереть. Кто-то служил с её мужем, кто-то служит с сыном. Многие её узнают. Это видно по лицам. По неловкости и сочувствию, промелькнувшим на них. Страху и невольному облегчению, что не они пострадали. И за это собравшимся немного стыдно.