— Артист! — пуще прежнего рассердился директор. — Полюбуйтесь, товарищ Еремушкин, на плоды вашего воспитания!
— А Михаил Павлович при чем?! — спросила Анька и сжала кулаки, будто собиралась с директором драться. Она терпеть не могла, чтоб Михаила Павловича ругали.
Сергей Борисович и сам вспомнил, что нельзя взрослым выяснять отношения при детях, и велел всем выйти в коридор.
Впрочем, в коридоре тоже было отлично слышно.
— С каким бы удовольствием я вас уволил, Михаил Павлович, неожиданно спокойно и даже как-то мечтательно произнес директор. — Вы даже представить себе не можете…
— Ну отчего же, — запротестовал Михаил Павлович. — Могу.
— Чего вы там опять натворили? — спросил Кузя, а Анька ему ответила:
— Не твое дело!
Грубиянка она была, эта Анька.
— Гляди, Елькина, лопнет мое терпение! — нахмурился Кузя. — Плакать будешь!
— Ты сам вперед заплачешь! — отозвалась дерзкая девчонка.
— Поглядим! — пообещал Кузя зловеще и ушел, посвистывая.
ЗНАМЕНИТЫЙ ПАВЛИК
Вот тут-то и позвонил Павлик. Ну, тот самый, который раньше всё записки писал девочке Юле, а потом стал артистом. Ну, д'Артаньян! Теперь-то его вся страна знала: ведь фильм «Три мушкетера» всего неделю назад кончили показывать по телевизору, и, позабросив клюшки, все мальчишки страны торопливо строгали себе шпаги…
— Здравствуйте, Михаил Павлович, это я, — сказал Павлик грустным голосом. — Не узнаёте?
— Простите, нет, — отвечал Михаил Павлович, хотя по выражению его лица было ясно, что узнал.
— Это я, Павлик…
— Ах, это ты, Павлик?! — будто бы изумился Михаил Павлович. Господи, какая честь для нас! Что занесло тебя в наше захолустье?
— Издеваетесь? — догадался знаменитый артист.
— Как можно! Напротив, спешу тебя поздравить! Видел, видел тебя. На коне, знаешь ли, со шпагой! Аж дух захватывает все десять серий… Ну и как, Павлик, приятно быть знаменитым?
Павлик помолчал и спросил:
— Можно, я приду?
— Знаешь, лучше не надо, — сказал Михаил Павлович. — Я по тебе не соскучился.
— И Юлька тоже меня видеть не хочет, — тяжело вздохнул Павлик. — Я прихожу, а она дверь не открывает. Да еще этот ее брат… Обещает милицию вызвать, если я еще приду.
— Молодец! — похвалил Михаил Павлович. — Я и не знал, что он такой решительный человек.
— Я вас очень прошу, — умоляюще заговорил Павлик. — Поговорите с Юлькой… Я же за ней приехал! Скажите ей, чтоб перестала дуться! Ну, я виноват, признаю, ну, уехал, оставил ее одну…
— Не одну, а с сыном, — угрюмо уточнил Михаил Павлович.
— Я понимаю, конечно, ей трудно было. Но я ж не гулять уехал, я в кино снимался! Объясните ей это!
— Не буду, — покачал головой Михаил Павлович, и лицо у него было горестное. — Я тебе не помощник.
— Ну, почему, Михаил Павлович? За что вы все на меня?
Михаил Павлович молчал и становился все угрюмей. Наконец он сказал:
— Потому что ты, Павлик, предатель. И правильно тебя Славик гоняет! И мне на глаза лучше не попадайся, вот что я тебе скажу!
И Михаил Павлович грохнул трубкой.
— Что с вами? — испугался Сергей Борисович. — Вам плохо? Может, валидол дать?
— Спасибо, — отозвался Михаил Павлович. — Не ищите, у меня свой есть.
Он подошел к окну, прижался лбом к ледяному стеклу.
— А какие все добрые, верные… — тоскливо пробормотал он. — Пока не вырастут. И ведь всегда надеешься, что вырастут людьми!
— Ах, Михаил Павлович, ну стоит ли так переживать из-за пустяков! неодобрительно качнул головой директор. — Поссорились — помирятся, чего не бывает! Радоваться надо, что ваш воспитанник стал известным артистом, а вы… Стоит ли принимать все так близко к сердцу. Оно ведь у вас не железное.
— Вы полагаете? — с печальной усмешкой спросил Михаил Павлович.
— Беречь себя надо! — наставительно ответил Сергей Борисович. — Два инфаркта — это не шутки!
ЧТО ТАКОЕ ИНФАРКТ
— Инфаркт — это что? — настороженно спросила Анька. Слово это показалось ей смутно знакомым, и отчего-то тоскливо стало на душе.
— Болезнь такая — трещина в сердце, — объяснил Айрапетян. — У моей бабушки тоже был инфаркт, только один пока…
— А всего их сколько?
— Три.
— А потом?.. — Анька испуганно заглянула Айрапетяну в глаза.
— Потом умирают…
И Анька вспомнила, откуда она знает это слово: папа умер… Лежал с закрытыми глазами на диване и молчал. А мама стояла у окна и плакала…
А Анька не плакала: она ведь сразу догадалась, что это — не папа, это ненастоящий кто-то лежит на диване и молчит… Очень на папу похожий, у него родинка на щеке и морщинки у глаз — совсем как у папы… Но это — не он. Анька папу чувствовала: идет папа с работы, входит во двор, Анька не видит его, но знает: он сейчас придет — потому что на душе у нее вдруг становится радостно и тепло, будто Анька и папа связаны какой-то невидимой ниточкой… А этот, который лежал на диване, никакой не папа, Анька смотрит на него — и внутри у нее никакой радости, пусто…
А в доме ходили на цыпочках и говорили: папа умер…
А как это — умер? Где он?
Но никто не мог объяснить это Аньке, а в комнатах почему-то пахло праздником Новым годом, хотя до Нового года было еще далеко…