Пожароопасный период

– Разве мы, как белые люди, не имеем права зайти в Байросе в ресторан, выпить по рюмке коньяка, посмотреть на людей, отдохнуть. А не бегать по дешевому базару, не торговать у маклака трехрублевый свитер, связанный из неизвестно каких ниток! Унижаться и унижать достоинство офицера. Мы же офицеры, Николай, белые люди! Заточены на этих коробках месяцами, гробим свое здоровье, потенции, тупеем и унижаемся. Пусть тогда, как ударникам комтруда, выдают нам красные талоны для посещения хоть раз в неделю буфетчицы! (Смеется). А на берегу? От кого только не зависишь? От аппаратчика из нашего «Пентагона», что пирует за наш счет, спят с красивыми телками – вон их половина управления. На проходной ханыга- вахтер, пьяница и ворюга, почувствовав запах водки от моряка, что после пяти месяцев рейса зашел в ресторан, может тебя обхамить и сдать милиции, лишить тем самым работы, перспектив на дальнейшую жизнь, на все. Рядовому матросу еще куда ни шло, он взял метлу на территории порта и будет ей махать, а командиры, что образованием, судьбой, всей службой, карьерой связаны с морем! Все нацелено, все меры воспитания направлены на «низзя-я»! И все жестче, все плотней завинчиваются гайки. Какая мораль, каков нравственный настрой на судне? Рабочий класс, этот бывший гегемон, воспитан так, что опустись попробуй до него, не дай бог выпей рюмку, он тут же тебя и заложит. А первый помощник покатит на тебя телегу в пароходство. Я уже много лет не «опускаюсь» туда – вниз.

Жестко настроен начальник, ах жестко! Пытаюсь в чем-то возразить ему, а он: «не надо, на флоте два начальника – начальник рации и начальник пароходства, остальные помощники!» И смеется.

Заходит в каюту Криков:

– Вот вы говорите о том, что нужна гласность на флоте! Нет ее и не будет, потому что нет гарантий. Все молчат и все будут молчать! Помню партсобрание. Встает капитан и произносит: «Вот что я скажу, братцы». С места подает реплику моторист: «Здесь не братцы, а члены партии». «Извините, – говорит капитан, – товарищи коммунисты!» Выходим после собрания, кто-то говорит мотористу: «Ну, в Мурманске можешь собирать вещички на берег!» Так и вышло. Вот почему молчат и правильно делают. Это называется – умно живут.

О чем мы еще говорим в этот вечер? В вечер отхода в самую южную точку нашего плавания – порт Мадрин, в ревущие, Жюль-верновские сороковые широты.

Падает и авторитет капитана. Нет тех капитанов, сосущих капитанскую трубку, пыхающих дорогим заморским табачком. А ведь было: каждый жест, слово капитана – непререкаемая истина, закон. Теперь они, капитаны, задерганы, нервны, потому как всякий может обсудить их действия, а в пароходстве любой клерк накричать. В то время, когда капитаны – это золотой фонд флота, государственные люди и оцениваться они должны по- государственному.

Да, я сам давненько раскусил на своей шкуре, что на судне, где вроде бы «экипаж семья», каждый живет замкнуто, чаще с думой о своих меркантильных заботах. Это понятно по-человечески, но все же, все же.

Она. Мечтает получить квартиру однокомнатную. Получила. Теперь надо устроить в ней уютное гнездышко. Устроит. Родить ребеночка. Родит. Ну а мужички всегда найдутся. Не понравится, выгонит.

Он. Мечтает купить автомобиль загранмарки. Валюту не тратит. На берег в загранпортах не ходит. Копит. И купит со временем. Мечта номер два: жениться на балерине. С машиной, возможно и женится.

16

«Бойцы» вспоминают:

– Один второй механик на кубинской линии, готовясь уйти на пенсию, копил на «Мерседес». Больше года не брал валюту у третьего помощника, в город по маклакам не бегал. Наконец скопил вожделенные 300 долларов. В Штатах – покупка! – это удалось быстро, без проволочек. Машину тотчас доставили к борту судна. При погрузке палубной стрелой одна из строп подвернулась и «Мерседес» рухнул на причал с высоты 15 метров, сразу превратившись в рухлядь, металлолом. Что делать? У механика сердечный приступ, доктор ему уколы ставит. Едва отходили. А автомобиль все же погрузили в трюм. Братва решила – редкий экипаж! – собрать человеку по 10 долларов и купить такой же «Мерседесс». Собрали, купили! Тут же привезли, погрузили в трюм. А что делать с первым, разбитым? Решали: отдать и первый механику – слишком жирно! Все же колеса целы, многие узлы, детали. Поделить запчасти, возникает несправедливость: одному достанется кусок жирнее, другому постнее, вроде бы все сбрасывались одинаково. Решили так: при выходе в океан поднять из трюма первый «Мерседес» и, как есть, сбросить за борт. Решили, затвердили единогласно. Но слаб и меркантилен человек. Когда утром спустились в трюм, оказалось, что автомобиль разбитый растащен за ночь «по винтикам, по киричикам», один кожух остался. Сбросили за борт то, что осталось.

Другой «боец» вспоминает: