Пожароопасный период

– Это что! – откликается деревенского вида мужичок Геннадий Яковлев. Познакомился с ним в гамбургском увольнении. Он уморил тогда молодых мореманов своим видом. Молодежь та фасон давит: джинсы – не джинсы, кроссовки – не кроссовки, а этот при тяжеленном пиджаке с толстыми ватными плечами, да еще в такой серой «кепи», что любой армянин-торгаш с базара мог бы позавидовать этой «кепи». – Это что! Вот я на рыбаках ходил. Рыбаки – суденышки маленькие, в океане провалится между волн, одна мачта торчит. Три раза тонул. Первый раз в Балтике. Навалился ветер, а у нас снасть не выбрана. Начали выбирать. Капитан сделал неверный поворот на руле, намотало на винт. Семь суток нас таскало по воле ветра. Обледенели, все ракеты израсходовали. Разожгли ветошь на баке, надеемся на помощь. Кончилась питьевая вода, продукты. Ну, думаем, каюк. На седьмые сутки, глядим, бежит такой же рыбачок, запрашивает по радиотелефону: «Вы чьи будете?». А у нас флаг на корме – не флаг, а рваная портянка.

Как представил положение рыбачков, аж мурашки по спине, даже при теплой погоде. Мы только что с доктором (понятно, как самые не занятые в экипаже, самые привилегированные, что ли!) с порошком и хлоркой отмывали бассейн для купания на корме. Завтра наберем забортной воды, температура уже двадцать градусов, и пожалуйста, купайся, загорай. А пока, тут же, в курилке, байка доктора:

– Это что-о! – подхватывает он трагический рассказ Геннадия. У нас на одном пароходе буфетчицы любили купаться по ночам голые. Представьте – тропики, Южный Крест горит, луна сияет, а они в одиночестве пришли к бассейну, одна тут же скинула легкий халатик и бултых в бассейн. Сходу-то не заметила, что там что-то плавает, извивается. Это парни привязали за поручни несколько резиновых медицинских жгутов. Женщина приняла их за рыб-игл или еще чертовщина какая померещилась. В ужасе выскочила, голая побежала к людям, в свой «колбасный переулок». Только добежала и рухнула без сознания Бабе было тридцать лет.

– Га-га-га!

– О чем смех? Травлю даете?! – это проходил мимо Криков, вытирая промасленные руки ветошью и по всему все слышал, – У нас вот еще смешней было: получает начальник рации РД от жены: «Купи лифчик, размер спроси у радиста». В команде пошла поговорка с тех пор: «Не знаешь, спроси у радиста!» Начальника до того задолбили, пришлось списаться с судна. А дело было простое: жены были подруги, радист покупал лифчик своей жене, размер был тот же.

– Можно смеяться, Виктор Иванович?!

– А ну-у – полный вперед!

6

Прошли Канарские острова. Появились первые летающие рыбки и первые солнечные ожоги. Машинная команда «раскочегарила» кондиционеры и холод в каюте зверский. Собственно, ожоги от солнца и этот холод доминируют в разговорах. Пожаловался как-то, что у меня горят плечи сизым пламенем, а внутри знобит, спасенья нет. Заикнись тут только и – пошло: «А вот у нас, помню, было».

– Была у нас докторица – два двадцать ростом, плечи – во! – степенно начинает воспоминания дед-стармех Владимир Данилович Злобин.

– Может, все-таки не два двадцать? Петр Первый был два пять!

– Нет, два двадцать, говорю! – возражает мне дед.

– Наверно, баскетболисткой была! – вставляет реплику токарь Разводов.

Стармех на реплику токаря не реагирует:

– Ну вот поехали мы на шлюпках на дикий островок. Кораллы там ломали. Вьетнам, кажется, был. Так поверите ли, нет – обгорела одна докторица. А два двадцать ростом! Плечи – во! Накануне прочла нам лекцию, чтоб береглись солнечных ожогов. Ну приходит на другой день на завтрак, жалуется – не прилечь, не присесть, все горит.

– Надо в таких случаях сметаной тело смазать, – не терпит токарь, – Или под горячий душ, сколько душа вытерпит.

– Да подожди ты! – косится дед на подчиненного, – А вот еще работали на палубе, так у одного моториста плечо сгорело прямо до кости. Кожа и плечо стало, как попа у макаки. Видели в зоопарке макаку?

– И не в зоопарке видели.

– А у одной буфетчицы, – нагоняет страсти дед, – лицо напрочь сгорело, до черноты! Ребята подшучивают, она пытается тоже улыбнуться, а из глаз слезы.

А старпом Гунбин солидно так изрекает на мостике:

– Перевалим экватор, день-два и в куртках находимся! Зима там нас ждет.

Да хоть и зима! А пока я в каюте, заткнув «горло» кондишену огромной тряпицей, сделал сентябрьскую сибирскую погоду, когда в пору листопада натопишь печь и сидишь над чистым листом бумаги. Когда уж и огород прибран, а на грядках еще полыхают разноцветные астры и георгины. Что есть прекрасного в жизни, так вот и эти багряные рябиновые деньки с кружевом тихо падающей листвы тополей и берез.