Пожароопасный период

– Помню, в Антверпене купили сразу три «Мустанга» – старпом, стармех и помполит. Поставили на пятый трюм: красавцы, ни одной царапины, блестят! Утром встали, а «Мустанг» первого помощника разбит вдребезги, все стекла выбиты, проводка, сиденья, салон – все изрезано ножом, щиток вырван, руль разбит, ну, словом, все! Даже колеса искромсаны. В порту таможня не выпускала никого на берег три дня. Искали магнитофон, что снят был с «Мустанга» помполита. Это была цепочка-ниточка. Не нашли. Конечно же, выбросили за борт еще в море.

– Ну, наверное, хороший кадр был.

– А вот у нас на учебном судне что подшутили! Помполит утром не пришел на завтрак. Ну не пришел, мало ли что. Вдруг часов в одиннадцать вылетает он из своей каюты и к капитану: что такое? А кто-то закрасил черной краской окошко в его спальне. Ночь, мол, на дворе. Создали представительную комиссию, ходили по каютам, искали следы краски, осмотрели у всех руки. Никаких признаков! Вахтенные матросы доложили, что когда в половине седьмого окатывали из шлангов палубы, окно было чистым. Значит, утворили в какие-то полчаса на рассвете – до завтрака. В команде знали кто сделал, но до сих пор не выдают.

– Помню, как вводили первых помощников у рыбаков. А народ там в то время плавал отпетый – бич на биче, алкаш на алкаше! Ну как-то хватились в море – нет нигде первого! Все обыскали, не нашли. И только в порту, когда разгружали из рифрежераторного трюма брикеты рыбы, нашли под восьмым слоем брикетов замороженный труп помполита. А на другом рыбаке было. Подняли трал с рыбой, развязали его над горловиной трюма. Бывает, что попадет акула или дельфин, перекрывает горловину, рыба не растекается по палубе. И тут такая же заминка. Разгребли, глянули, а там помполит. Когда опускали трал, когда он со скоростью «свистел» за корму, видно, кто-то подтолкнул первого, а другие «не заметили». Виноватых не нашли.

Жуткие истории. Под их впечатлением и выхожу на палубу. Вот они знаменитые ревущие сороковые! Но нам, вероятно, везет. Днем волна была до пяти баллов, а сейчас, под вечер, когда вошли в просторный залив, совсем тихо. Узкая горловина залива означена двумя голыми мысами. Ощущение такое, будто плывешь в нашей Арктике летом. Белые чайки. И еще какие-то полуфантастические темно-коричневые птицы, похожие на мордастых халеев, только более мерзкие – наглым полетом и широченным клювом.

Пуэрто-Мадрин. Сорок третья южная широта, крайняя точка нашего рейса. Грузить нас будут, говорят, местные аборигены, индейцы. Будем брать для Европы тюки шерсти.

Впереди по курсу разлив огней. Порт. Иду проявлять аргентинские фотопленки. Днем точил и шлифовал медные браслеты в машине, в токарке у Лени Разводова. Полкоманды ходит окольцованной: накупили в Байросе браслеты доктора Балмеса. Инструкция-пояснение вещает, что браслет помогает излечить сорок три болезни. Располагать браслет нужно на левой руке на линии «сексуально-сердечного китайского меридиана». И шутки, и ирония, и – серьезная вера! Потому «машинеры» и вытачивают из медной пластины дополнительные браслеты, для подарков.

17

Утром любовался прекрасным рассветом, каких давно не помню. Слева городок в россыпи огней, а над огоньками краски утра. Пара суденышек на рейде как-то удачно и живописно дополняли картину багряного, ультрамаринового неба на востоке. А в воде – у борта! – резвятся нерпы, котики и морские львы.

Затем нас ставят у причала. Это длинная, выдвинутая в море эстакада на железных сваях, на ней свободно разместились навесы, портовые краны, кнехты, трапы, вольготно курсируют машины.

Вода под эстакадой кипит и бурлит, точно подогреваемая огромным электрокипятильником. И волны, в привычном понимании, не «ходят», плавно набегая, а взбугриваются и пенятся. Под вечер, в свете прожекторов парохода, летают жирные чайки, тоже кругами, безостановочно. И вся эта картина напоминает фантастику. Да если еще вспомнить, что днем запросто разгуливал по причалу на своих лапах-ластах хозяин гарема морских львов, взобравшийся сюда по бетонному трапу – во время прилива. А внизу, на кранцах, довольно высоко от поверхности воды, грелись на скупом солнышке самки львов и нерпы с вечно младенческим выражением на мордочках. Это Мадрин! Южная провинция Аргентины. Заповедная зона, наподобие нашей Камчатки и Командорских островов.

Нет, удивительно! Этот секач-лев, пожалуй, весом с тонну, ползает под краном, через рельсы, подпускает тебя на три-пять метров, а затем свирепо фыркает, скалит клыки, кидается: не подходи, мол, дай отдохнуть «человеку»!