Пожарский 1 (СИ)

– Так я тебе точно скажу, бумаги-то все у нас во флигеле лежат. Обожди, я принесу! А ты, Стешка, дуй до садика да мою походную табуретку притащи. Пулей!

Девчонка метнулась обратно в коридор, звонко шлёпая сандаликами. И вернулась она тоже первая, торжественно поставила у стола раскладной табурет с тряпочным сиденьем, чинно села на него, уставившись на меня настороженным котёнком.

– Дмитрий Михалыч...

– Ну, говори.

– А чего вы деду называете не «Пахом», как раньше, а просто «дед»?

– Давай ответ за ответ? – Стешка мелко закивала. – Скажи тогда, почему ты, Стеша, со мной так говоришь, словно меня много?

Мелкая от удивления раскрыла рот:

– Так ведь это так положено! Вежливо...

Ага...

– Тогда вот тебе мой ответ. Я в больнице не просто так лежал. Доктор уж думал – всё, помру.

– Ой!..

– Да, такие дела. А когда долго без памяти лежишь, потом не всё враз вспоминается.

– Но меня же вы не забыли? – наивно склонила голову вбок Стеша.

– Нет, конечно! Да и деду не забыл, вот сейчас сразу и припомнил. Хорошо, что мы с тобой разговаривать начали.

– Ой, здорово! Вы если ещё что-нибудь забудете, вы меня сразу спросите, а вам враз и напомню!

– Договорились, – я протянул Стешке руку, которую она важно пожала.

В кухню вошёл Пахом:

– А ну, Степанида, геть! – согнал он её со своего табурета. – Смотри, Митя, тут всё за последние годы. Однако можешь не перебирать, вот, пока ты в больнице-то лежал, приставы приходили. По процентам большая просрочка, согласились ждать, покуда ты не выпишешься. А бумагу-то оставили, вот, верхняя, тут всё разом прописано.

Я взял в руки лист и углубился в строчки и столбики моих многоступенчатых долгов.

– М-гм... Это что ж, если я после выписки в три дня к ним не явлюсь?..

– Не вернуть имения.

– Так сегодня третий день!

– И я-то про что!

– Так чего сидим?! – я подскочил и уставился на деда, слегка оперевшись о край стола: – Только вот что, Пахом. Не знаю уж, каким местом меня особо стукнуло, но с памятью после больницы у меня не очень. Я, понимаешь, два месяца, пока в отключке валялся, больше с прадедом Пожарским разговаривал.

– Это с Иваном Александровичем, что ли? – осторожно спросил Пахом.

– С самим Дмитрием Михайловичем, первым!

Дед присвистнул.

– А ты думаешь, откуда я про клад узнал? – я продолжал сверлить его глазами, опасаясь увидеть тень сомнения в себе. Но Пахом смотрел на меня тревожно:

– Так ты что ж, Мить, совсем ничего не помнишь?

– Отчего ж! Помню много что. О жизни Дмитрия Михайловича таких могу тебе рассказов порассказать – закачаешься. А вот о своей многое подзабыл. Хуже того. Опасаюсь, если про меня прознает кто из недругов – отберут последнее. Скажут ведь: умом скорбен стал.

– Эти мо-огут, – нахмурился дед, подтвердив мои худшие опасения. Похлопал ладонями по коленям. – Слушай, Митя. Ты про ту печаль никому не сказывай. Что подзабудешь, всё у меня спрашивай.

Экие дед с внучкой дружные!

– Лады.

– А я уж – никому, могила. Ты, Митя, в старике не сомневайся. Я ж тебя с самой колыбели нянчил! Кому и доверять, как не дядьке?

Вот всё по своим местам и встало. Дядька-воспитатель. Ближайшее доверенное лицо.

Пахом торжественно поднялся и тут вспомнил, что наш разговор спокойно слушает ещё одно лицо, куда менее надёжное. Грозно повернулся к внучке:

– Стешка! Ты по то, что слышала – ни-ни! Никому, слышишь?! Иначе и Дмитрия Михалыча под беду подведём, и сами на улице окажемся.

Стеша вытаращила глаза и испуганно закивала головой:

– Я поняла, деда!

ИМЕНИЕ И ПРОЧЕЕ

От подъезда мы пошли неторопливым шагом. Довольно быстро я выяснил, что в заклад имение успела оформить ещё матушка внучка, страшно переживавшая за то, что образ жизни молодой вдовы не соответствует статусу княгини. И просадила на тряпки и приёмы всё до последней копейки, дура набитая. Повезло ей с её безвременной кончиной, иначе поучил бы вертихвостку вожжами по жопе, чтоб знала, как мальчишку без гроша на прожитие оставлять!

Мы свернули с Фонтанного бульвара на проезжую улицу.

– Далеко идти-то?

– Минут двадцать, а то с полчаса.

Я посмотрел, как Пахом хромает. Мда.

– Извозчика бы нанять.

– А отчего и не нанять? С деньгами-то. Один момент.

Пахом остановился у края тротуара и, дождавшись приближения одной из странных (для меня) самодвижущихся повозок, поднял руку. Машина остановилась.

– До Земельного банка.

– Прошу, господа, – водитель в кожаной куртке, круглом шлеме и огромных очках на пол-лица распахнул перед нами боковую дверцу. – Домчу с ветерком!

И ведь домчал. Под конец краткого путешествия я даже смирился с некоторым механическим амбре, идущим от этого драндулета – всё же, быстро добираться куда лучше, чем пешком шкандыбать.

В банке, по-моему, остались несколько обескуражены нашим явлением, долго сверяли расписки и истории платежей. Система у них оказалась странная, для меня – запутанная. Некоторые хвосты тянулись аж по десятку лет! Матушку Дмитрия я раз двадцать успел крепким словом помянуть.