Пожарский 1 (СИ)

К рукам шли прозрачные тоненькие дудки, через иглу в кровь сочилось лекарство. Коробочка в изголовье подмаргивала простыми, не магическими огоньками. Это что – меня, дворянина, медициной для безродных простолюдинов лечат?! Ярость хлестнула через край, подкинув меня на больничной койке – белой, убогой, словно саван. Мышцы вяло заныли, отказываясь двигать разбитое тело.

Лекарем я отродясь не был, но медицинскую магию любой воин с детства знал – для себя и для товарища. Исцеление!

За первой волной прогнал вторую, третью. Ну, жить можно!

На ноги я вскинулся куда бодрее, выдернув из рук докучные иголки. Прикрывающую белую простыню столкнул на пол. В узком зеркале напротив кровати с неудовольствием увидел постыдно босое, безбородое лицо. А с удовольствием – то, что лицо это и впрямь было совсем молодое, лет семнадцати от силы. Изрядно высок, кабы не выше меня прежнего. Волос тёмен, глаза карие с зеленоватым отливом – ну, хоть что-то от меня сквозь века дотянулось. Худоват, вроде. От долгого лежания или сразу малохольный был? Ну, это ничего, были бы кости, мясо нарастёт. Да и лекарство моё продолжало разгоняться: измученное болезнью тело подтягивалось и наливалось силой.

Коробушка в изголовье заверещала истошным писком. За дверью раздались торопливые шлепки подмёток, в палату влетела женщина в куцей белой рубахе с пуговицами через всё пузо, замерла на пороге, раскрыв рот.

– Ты кто такая?

– Ме-е-ме-е-едсестра...

– Одежду неси.

– А... Как же... Погодите, я доктора...

Я ткнул пальцем в её сторону, накладывая краткое запечатывание уст:

– Я тебе что сказал, женщина? Одежду мне неси. Потом разговаривать будешь.

Пока служительница умчалась, я вернулся к разглядыванию себя в зеркале. Да уж, рожа мальчишеская. Да и голос высоковат. Ну, это ничего, пара лет – и всё на свои места встанет.

Тётка примчалась со стопкой одежды и странного вида сапогами... – нет, туфлями! – волоча за руку молодого парня в такой же нелепой белой рубахе, только на этот раз поверх штанов.

– Феноменально... – выдохнул тот с порога. – Вы позволите?

– Ты лекарь, что ли?

– Да-да, я ваш лечащий врач. Прежде, чем вы оденетесь, я хотел бы провести осмотр...

Примечательно, что лекарь был на полголовы выше медсестры, но и на него я смотрел сверху вниз. Рост не подкачал, не измельчала Пожарская порода.

Я кивнул медсестре в сторону кровати:

– Туда клади, – а руку, которую доктор прихватил за запястье, отсчитывая пульс, вытянул из докторских пальцев. – Это мне без надобности.

– Но я должен записать в истории болезни...

– Напишешь: выздоровел и ушёл.

Что-то странное со мной происходило, и это снова начало отвлекать и раздражать, как звенящий комариный писк. Привычные слова как будто отдалялись, замыливались, замещаясь очень похожими, но немного другими. Что за хрень? О! Вот, видите?! Или это новая голова под меня подстраивается? Точнее, я под неё? Вот и само собой вспомнилось, что это за несуразные вещички, и куда что надевать.

Доктор, однако, продолжал суетиться вокруг:

– Но как вам это удалось? Это же непостижимо... безнадёжный случай...

Я обернулся и уставился на него в упор:

– Доктор, я – князь Пожарский. Князь. Или тебе это ни о чём не говорит?

Парень слегка замялся.

– Но... видите ли, у вас на протяжении всей жизни диагностировалась критическая деформация ментального поля... Предродовая магическая травма...

Я смотрел на него, подбирая слова, и не нашёл ничего лучше, чем:

– Всё прошло. Так что не прыгай тут, а лучше черкани на бумажке адрес, где я живу. Что-то я слегка запамятовал.

Доктор выпучил глаза и куда-то помчался.

Через десять минут я вышел из больницы в марево жаркого августовского утра. В руках у меня была папка с целым ворохом малозначащих пока для меня бумаг – все документы последнего князя Пожарского, которые имелись у него при себе на момент несчастного случая, приведшего его в это убогое заведение. Чтоб князья в больничке для простолюдинов лечились! Позорище!

Разобраться с бумагами подробнее я решил в месте более спокойном, уяснив для себя адрес своего нынешнего места жительства: Большой Фонтанный бульвар, семь. Особняк князей Пожарских. Туда и двинем.

ЧТО ТВОРИТСЯ...

Сказать, что город меня оглушил – это просто не сказать ничего.

Толпы праздно шатающегося с утра народа.

Нет, не это. Женщины!

Женщины с ногами, оголёнными настолько, что у некоторых юбок, почитай, что и не было! Сверху дела обстояли весьма симметричным образом. Огромные вырезы, в которые едва ли не вываливались груди. Голые животы. Крошечные маечки. Восемьсот лет назад этих лоскутков не хватило бы даже, чтобы смастерить косынку... Вот, кстати! И волосы никто не прикрывает!

И никому, решительно никому из прохожих не было до этого срамного непотребства никакого дела. Разве что прогуливающиеся мужчины время от времени кидали заинтересованные взгляды на особо привлекательные прелести. Смотреть было на что.

Приятная мода, чего уж вилять...

Мужики, кстати, поголовно были безбородые или со столь незначительной длины бородками, что сразу стало ясно – внучок из общего ряда тут не выбивался.