Пожарский 1 (СИ)

Стараясь держаться прямо, с достоинством, подобающим главе клана, я добрался до своей комнаты и проспал все два часа чистым младенческим сном.

Если говорить про убранство рестораций, то мне куда больше «Птица Сирин» понравилась – ярко, стены-потолки в росписях, как в прежних моих палатах. Или даже «Три медведя взять» – лавки резные, печь изразцовая, любо-дорого. В «Московской звезде» тоже было дорого. Очень дорого. Высокие потолки, багряные скатерти, посуда вся тонкая, аж прозрачная, да с узорными каёмками из настоящего золота, люстры огромные хрустальные, картины по стенам в тяжёлых золочёных рамах, да и просто золочёные розетки и венки по стенам, а... всё не то. Холодно как-то, бездушно.

Но готовят тут вкусно, не отнять.

Мы от души посидели за хорошей едой, распили с Пахомом бутылочку довольно приятного вина, обсудили между прочим и интерьер, и как бы каждый из нас по своему вкусу что-нибудь тут поменял. Мы со Степанидой, к слову, сошлись во мнении об узорах.

– Так, надо Фёдору-то подсказать, – зашевелил бровями Пахом. – Не сегодня-завтра уж отделка начнётся, так пусть он проектёрам велит узорчатости добавить.

– Вот ты и подскажи, увидишь его. А я сегодня отлучусь, с неделю меня может не быть, не теряйте.

– А чего ж так долго? – на правах дядьки удивился Пахом.

– Может, и быстрее выйдет, но тут я не уверен. Так что предупреждаю вас заранее.

– Дмитрий Михалыч, – с подходом издалека начала Стеша, – а вот вы в Академию пойдёте...

– Ну, пойду. Дальше-то что?

– А мы с вами будем ещё на тренировки ходить?

– А как же! Где я ещё такого верного лекаря найду? Лучше, чем ты, никто меня ещё лечилками не отпаивал!

Абсолютная правда, между прочим. В прошлый раз я сидел в подземелье один и всё делал сам, стараясь пройти по грани и сознание не потерять. Но Стешка раздулась от гордости.

– А гимназия как же? – укоризненно напомнил ей дед.

– Ой, деда! Куда там гимназия! Это ж важнее!

– Так-так, не гони коней! – остановил мелкую лекаршу я. – Знаешь ли ты, Степанида, что грамотный помощник ценится втрое дороже безграмотного? Какой класс-то у тебя нынче?

– Второй, – слегка приуныла Стеша.

– Гимназию мы пропускать не будем, даже не думай. Но время для тренировок всё равно найдём, это я тебе обещаю.

Тут наши рассуждения прервалось появлением вазочек с мороженым, украшенным заморскими цукатами и дивными шоколадными кружевами, и все мысли Стеши переключились туда.

До дому мы лихо долетели с ветерком на автомобиле.

– А что, Пахом, надо и нам в хозяйстве такую машинку завести, – вслух высказался я.

– Можно, – огладил бороду дядька. – Солидно, опять же: со своим шофёром.

Я, если честно, подумывал о том, что и сам смог бы управлять этакой штуковиной – дело не хитрее левитации или телекинеза будет. Но для начала можно и с шофёром.

– Деньги-то у тебя ещё остались, что я на обзаведение выделил? Или добавить?

– Остались, конечно! – чуть ли не испугался Пахом. – Этакие деньжищи!

Я кивнул:

– Стешке для гимназии всё лучшее купи, не прижимайся. И на себе не экономь. Помнишь, что я говорил? Вы – тоже лицо дома Пожарских. Я желаю, чтобы вы выглядели достойно. Шкатулку с камнями тебе на сохранение оставляю. Если деньги закончатся – возьмёшь несколько штук да снесёшь в ювелирный салон братьев Свечниковых, В «Кремлёвских рядах», они хорошую цену дадут.

– А не прихватят меня с теми камушками? – почесал в затылке Пахом. – Скажут: спокрал?

– Доверительную записку тебе напишу с родовой печатью. Пошли.

КАК ТЕБЕ НЕ СТЫДНО?

Мы с Пахомом сочинили весьма приемлемое доверительное письмо, после чего я настрополился в схрон: переоделся в тренировочное, собрал дорожную сумку: измерительную плитку, которую я теперь вечно таскал с собой, как писаную торбу, штук сорок лечилок, что остались в запасе, плюс какие-никакие продукты. Всё же, неделю сидеть.

Тут мне вдруг пришло в голову прогуляться по моим владениям – осмотреть происходящие к лучшему изменения, а то ведь всё некогда было. По вечернему времени, бригады уже заканчивали свои работы, строители собирали инструменты, в отдалении гулких пустых помещений слышалось эхо переговаривающихся голосов.

Я обошёл часть первого этажа, поднялся в свои покои. Спальня стояла пустой серой коробочкой. Вышел в соседний кабинет. Просторно, светло. Во всю стену стеклянные окна выходят на обширный полукруглый балкон. А здесь, пожалуй, даже можно будет рояль поставить, как в этой ресторации, да посадить музыканта, пусть играет для настроения.

Прошёлся по мраморным плиткам балкона. Под ногами хрустела старая ободранная штукатурка. Эх, дайте только силы набрать, я на всю будущую красоту такое укрепление поставлю, что захотите отковырять – не получится! Я оперся о перила балюстрады, рассматривая подсвеченный огнями вечерний бульвар, фонтаны, нарядную гуляющую публику. Некоторые с любопытством глазели на мой особняк. Смотрите-смотрите, не то ещё увидите.