Пожарский

В 1631–1632 годах Дмитрий Михайлович возглавляет «Приказ, где на сильных челом бьют», или, как его называли прежде, «Челобитенный приказ». Князь становится защитником интересов мелкого дворянства, утесняемого «сильными людьми» Царства. Очевидно, это поручение рассматривалось как весьма ответственное: назревала война, и требовалось ободрить дворян, составлявших боевое ядро русской армии.

С 1634-го по апрель 1638-го и в 1639–1640 годах князь Пожарский возглавлял Московский судный приказ — крупное учреждение, своего рода предтеча прокуратуры. Занималось оно опять-таки делами дворянства.

Служба во главе приказов время от времени прерывалась службами на «городовом» воеводстве. Так, в 1623 году князь исполнял обязанности воеводы в Архангельске — северных морских воротах Московского царства. Обстоятельства Смутного времени заставили Россию отдать Швеции Балтийское побережье. Единственный маршрут, связывавший страну с Западной Европой, проходил через Архангельск. Благополучие российской казны в высшей степени зависело от состояния дел на архангельской таможне и в окрестностях города. Финансовые и торговые злоупотребления разоряли и без того не окрепшую экономику страны.

На архангельском воеводстве Дмитрий Михайлович нередко сталкивался с иностранными купцами. Через него нидерландские торговцы Исаак Масса и брат его Христиан, оказывавшие услуги московскому правительству, передавали сведения о состоянии дел в Европе. Зарубежным коммерсантам позволялось заводить промыслы. Нидерландский предприниматель Карл де Молин «…имел в Холмогорах канатное дело и изготовлял ежегодно до тысячи пудов и больше канатов. В 1623 году он бил челом государю, что воевода князь Димитрий Пожарский запрещал ему покупать смолу и тем лишает его возможности продолжать свое дело». Очевидно, Дмитрий Михайлович усмотрел в деятельности нидерландца серьезное нарушение: под видом закупок сырья для промысла тот набирал смолы для перепродажи за пределами России. Московское правительство скоро разобралось с жалобой де Молина: ему позволили покупать смолу для своего дела и для починки кораблей, прибывавших в Архангельск, но напомнили, что приобретение смолы на вывоз никто не разрешал.[346]

Крупнейшая административная служба Пожарского — воеводство в Новгороде Великом. Это должность не только ответственная и сопряженная с большими трудами, она еще и весьма почетная. До Смуты ее занимали аристократы гораздо более высокого рода, нежели Пожарские. Новгородское назначение говорит и о признании заслуг, и о желании правительства поставить на огромное хозяйство дельного управленца. Очевидно, Дмитрий Михайлович успел к тому времени завоевать добрую славу на административном поприще.

Новгородским воеводой князь Д. М. Пожарский служил с 21 августа 1628 по 4 ноября 1630 года. Для придания пышности его титулу в сношениях с соседями-шведами Дмитрию Михайловичу было пожаловано звание «наместника Суздальского». До того он пользовался более скромным званием «наместника Коломенского».

На воеводстве Пожарский собирал сведения о сопредельных территориях; принимал и размещал иностранных подданных, приезжающих ради русской службы или научения русскому языку; выдворял с подконтрольной территории нежелательных гостей из-за рубежа; улаживал финансовые конфликты между русскими купцами и их иноземными контрагентами; боролся с контрабандой; организовывал сопровождение иностранных дипломатических представителей; вел розыск по делам, кои сейчас назвали бы коррупционными;[347] собирал налоги… иными словами, работал не покладая рук.

По меткому замечанию современного историка, Дмитрий Михайлович проявил себя на воеводстве бессребреником: «Назначение городовым воеводой считалось выгодным (в отличие от многих служб, включая дипломатическую, на которых приходилось тратить свои средства), особенно в богатом регионе, где было много источников дохода — торгов и промыслов; воеводство просили, чтобы «прокормиться». Однако он занял у… новгородского купца… А. И. Харламова большую сумму — 120 рублей, которую в духовной завещал вернуть его вдове. Похоже, Пожарский привез из Новгорода только долги».[348] Для современного чиновника, столь редко являющего пример честности и бескорыстия на службе, это добрый образец.

Воеводой ему пришлось быть и позднее — в менее «престижном» Переяславле-Рязанском, но по обстоятельствам чрезвычайным.