Пожарский-3

— Моя ситуация была ещё хуже вашей, Владислав Васильевич. Надел земельный небольшой… Я, конечно, в этом мало понимаю, но управляющий сетует, что поля истощились. Мы и в прошлом году с недоимкой по налогу год закрыли, а нынче вовсе неурожай был. Я уж решился и в Земельный приказ хотел обратиться, чтоб выкупили у меня эти деревушки совсем…

— Помилуйте, мой дорогой! Они же к вам пришлют оценщика, всё перечтут, да крестьян по головам, и обязательно с учётом износа имущества и уровня здоровья. Я узнавал — насчитают столько, как бы приплачивать Земельному приказу не пришлось, чтоб имения забрали! Да пошлина ещё.

— Вот-вот, я про то же говорю. Узнал — руки опустились. И тут ещё поляки эти! Мор ведь у меня пошёл.

— Неужели опять холера? — ахнул собеседник.

— Сплюньте! Так, с голоду мрут.

— Ай-яй-яй…

— И, представьте себе! — Ростислав Драгомирович вдруг изменил тон с унылого на куда более бодрый. — Является ко мне сегодня утром некий князь.

— Лично является князь? — не поверил Владислав Васильевич.

— Я сейчас назову вам имя, и вы перестанете сомневаться! Тихон Михайлович Горынин, более известный как…

— Змей Горыныч!

— Тише, тише… Да, именно он. И предлагает — что бы вы думали⁈ Купить у меня эти голодающие деревушки!

— И зачем же ему этакий камень на шее?

— Это, друг мой, вовсе не моя печаль! Радость в том, что он мне предложил втрое больше, чем Земельный приказ! С покрытием долгов за прошлый и нынешний год. И пошлину за сделку сам единолично заплатил! Теперь у меня тяжких дум нет, зато есть деньги. Не такие большие, как я в прежние времена бы выручил, однако и долгов нет! И как я, друг мой, успел, покуда людишки-то не перемёрли! Этак пришлось бы точно в Приказ по весне сдать, ввиду запустения.

— И как же Горыныч с вымирающими деревнями справится?

— Уж как-нибудь. Может, ему люди и не нужны вовсе? Нагонит коз да овец, как в своих этих горах, да будет над ними носиться, огнём их ради развлечения гонять? Главное, что у меня об отчётах перед Земельным приказом голова более не болела! — Ростислав Драгомирович довольно потянулся к столу и цапнул рюмочку с наливкой: — Не желаете отметить со мной сие событие, Владислав Васильевич?

Собеседник в некоторой задумчивости взял рюмку, мало обратив внимание на её содержание:

— А не последовать ли мне вашему примеру, дорогой друг? Мой управляющий пишет, в третий раз уж реквизиционные команды приходили. Мужичков сопротивляющихся прибили, кого до лежачего состояния, а кого и до́ смерти.

Ростислав Драгомирович сочувствующе поцыкал:

— А и обратитесь. Ваши-то имения с моими бок о бок, Горынычу ваше предложение интересно будет. Я вам и номерок его управляющего могу подсказать. Или же магономер юриста. Возьмёте?

— С превеликим удовольствием! — приятели удовлетворённо чокнулись хрустальными боками рюмок: — Ну-с, за удачные сделки!

УТРЕННИЕ МЫСЛИ

Как мы с Горынычем и договаривались, он, прихватив Игоря Талаева, отправился по хозяевам окрестных подмосковных деревушек, скупая всё, что только можно. Действовать следовало аккуратно, но быстро. Думаю, ещё дня два-три, и слухи о нашей афере поползут во все стороны. А с другой стороны — Горыныч оформлял-то все купчие на себя, и уже после, на регистрации извода поместий в Земском приказе половину людей и земель мне «дарил», так что представляю, что в дворянских домах могли напридумывать об очередной выходке «этого сумасшедшего старикана».

А я отправился вместе с артельщиками строить будущий Драконий городок. На площади перед главной засечинской усадьбой собралось несколько сотен мастеровых мужиков, загодя разбитых на группы по десятку человек, которые мне лично удобнее было называть отрядами, а их старши́х — десятниками. Я спускался по длинной лестнице господского дома. Чуть позади шагал Кузьма, непривычно молчаливый. И это его молчание снова погружало меня в атмосферу вчерашнего нашего разговора.

* * *

— Рассказывай уж, что случилось, пока мы вдоль Енисея рассекали?

Кузьма пожал плечами:

— Так посмотреть — вроде и ничего особенного…

— А не так?

Он тяжко вздохнул:

— Помнишь, я в ниппонское посольство последний раз гонял?

— Когда лису-то спас?

— Ага.

— Ну, помню.

— Я потом по комнатам пробежался. Нашёл, где она жила.

Понятно, она — это Сатоми.

Кузьма помолчал.

— Она… знала, что я приду, что ли? Записку на стене оставила, если можно так сказать. Один иероглиф.

Я ждал. И думал: мог ли я представить, создавая архи-меч и вкладывая в него часть своей души, что когда-то мы будем вести такие разговоры?

— Я показал сегодня рыжей, — Кузьма вынул из кармана листочек с тщательно вырисованным иероглифом.

— По памяти перенёс?

— М-гм.

— И что он означает.

— Лиса говорит: «прощай».

— Типа «до свиданья»?

— Нет. «Прощай навсегда».

И, вроде как, отношения у Кузьмы с Сатоми начинались как чуть ли не случайные, а вот это «прощай навсегда» тяготило. К чему бы?

И-и-и-и… если вы этого ещё не сделали, скорее поставьте книге лайк!