Время от времени Дмитрий Михайлович приобретал на Московском Печатном дворе множество экземпляров какого-нибудь свежего издания, и сам этот факт прежде вводил историков в заблуждение. Многие считали, что князь собирал библиотеку. Но его книжное собрание — никоим образом не библиотека, а коллектор. Там хранились однотипные книги, предназначенные не для чтения, а для богослужебных нужд. Оттуда они уходили в вотчинные храмы и на пожертвования монастырям. Именем Дмитрия Михайловича пестрят приходные книги лавки на Печатном дворе. Так, например, князь Пожарский купил 3 экземпляра Псалтыри с восследованием и 5 экземпляров учебной Псалтыри (1632).[402] Сам он, возможно, даже не прикасался к ним — всё ушло в храмовые книгохранилища. Известны надписи на церковных книгах, сделанные от имени князя. Например, на листах Трефологиона московской печати 1638 года: «Сия… [книга] Суздалского уезду церкви Николая чудотворца что в селе Мугрееве Волосынино тож. Приложил боярин князь Дмитрей Михайлович Пожарской по обещанию».[403]
Но в 1630-х — 1640-х годах составился целый круг московской знати, постоянно и помногу приобретавшей книги в лавке Печатного двора: князья Черкасский, И. Н. Романов, князь И. И. Шуйский…[404] Они порой покупали и больше Пожарского.
Не диво, что князь несчетно тратил деньги на храмовое строительство. Свои «домовые», «усадебные» храмы имели многие знатные люди его времени. Некоторые щедро жертвовали на возведение и восстановление старых церковных построек. Дмитрий Михайлович дал деньги на «возобновление» Макарьевского Желтоводского монастыря близ Нижнего Новгорода, подвергшегося разрушению еще в XV веке.[405] Туда на хранение была передана гражданская святыня — знамя Нижегородского ополчения. Князь содержал и, вероятно, отстраивал небольшую обитель на землях родовой Мугреевской вотчины, а также небольшие храмы в вотчинных селах.[406] На землях подмосковной Медведковской усадьбы Дмитрий Михайлович выстроил шатровый храм Покрова Богородицы, дошедший до наших дней. Но, например, те же Годуновы гораздо больше жертвовали на строительство церквей.
И в этом случае поведение князя Пожарского достойно почтительной памяти, но не содержит ничего необычного.
Платил нескольким храмам «ругу» — постоянное денежное довольствие?
Да не он один… Всякий богатый человек мог взять на себя это дело.
Роздал по завещание целое состояние храмам и монастырям? Сотни рублей, стадо лошадей, огромное количество серебряной утвари, дорогого платья рассыпал Дмитрий Михайлович по всей стране — от Зарайска до Соловков, от Ярославля до Новгорода Великого.
В порядке вещей. Так поступали нередко.
Из того, как поступал Дмитрий Михайлович, видно: он добрый христианин, весьма благочестивый человек, соответствующий своему времени и своему месту в обществе. Но ничего неординарного.
А вот роль, сыгранную Пожарским в прославлении Казанского образа Пречистой Богородицы, обычной назвать невозможно. Здесь его служение Церкви поднимается до невиданных высот. Здесь он становится ближе к Богу, чем его современники-аристократы.
Чудотворный Казанский образ Божией матери доставили к воеводам Первого земского ополчения. Под Москвой он прославился: ратники Трубецкого и Заруцкого не сомневались, что при взятии Новодевичьего монастыря через икону им оказана была помощь сил небесных. Покинув Москву, протопоп с иконою добрался до Ярославля, где встретился с земцами Пожарского и Минина. Вожди Второго ополчения также крепко уверовали в ее особенную святость. Икону поставили для публичного поклонения, списали с нее копию («список») и, возможно, не один. Вскоре оригинал вернулся к казанцам. Ну а список с него последовал к Москве. «Ратные же люди начали великую веру держать к образу Пречистой Богородицы, и многие чудеса от того образа были. Во время боя с гетманом и в московское взятие многие же чудеса были»[407].
На исходе 1612 года, после освобождения Кремля, Пожарский «…освятил храм в своем приходе Введения Пречистой Богородицы на Устретинской улице, и ту икону Пречистой Богородицы Казанской поставил тут».[408] Очевидно, речь идет о Казанском приделе Введенского храма, устроенном на деньги полководца. Здесь чудотворный образ находился до 1632 года, затем ненадолго переехал в Китайгородский Введенский Златоверхий храм, откуда пришел в деревянный Казанский храм (о нем речь пойдет ниже) [409].
Молодой царь Михаил Федорович и особенно его отец Филарет Никитич увидели в иконе великую святыню. Властвование их династии возникло из земского освободительного движения, словно цветок из бутона. А образ Казанской являлся зримым воплощением Божьего покровительства земскому делу. Казанскую икону Божией матери прославили еще в XVI веке, но это был неяркий свет. Лишь при первых государях из рода Романовых она приобрела сияние, разливавшееся по всей стране.