Пожелайте мне неудачи

– Эй, ты что, притворяешься? Стабников!!!

Я закусил губу. Все было ясно.

Раздался звон подноса, полетевшего на пол вместе с тарелками, и тут же завопила Римма:

– Коля! Коля! Быстро в двадцать первую – здесь этот придурок коньки откинул!..

* * *

Был в те времена уютный бар совсем рядом с выходом из метро «Тургеневская».

Название его было вызывающим лишь для тех, кто либо знал латынь, либо разбирался в медицинской терминологии: «Анус». Он был открыт до полуночи, и в нем постоянно, даже в солнечный день, благодаря не только толстым черным портьерам, но и деревянным декоративным щитам на окнах, царил полумрак, навевающий ассоциации с бомбоубежищем, воем сирен воздушной тревоги снаружи и стуком метронома. К числу прочих достоинств бара относился также тот факт, что его таинственные хозяева плевать хотели с высокой колокольни на антиалкогольную компанию и в любое время дня и ночи обслуживали клиентов любыми горячительными напитками (съестного здесь, правда, кроме шоколада и соленых орешков никогда не водилось, так что желавший плотно откушать был обречен на голодную смерть). Как ни удивительно, но за полгода в «Анус» еще не нагрянула ни одна проверка, и отсутствие «стука» властным инстанциям объяснялось очень просто: в бар пускали только своих, проверенных и испытанных клиентов, причем не обязательно богатых.

Каждый из завсегдатаев отличался каким-нибудь безобидным чудачеством. Был среди них, например, тип не то по кличке, не то по имени Ливерий, который после энного коктейля «Северное сияние» выбирался к стойке и начинал кривляться под музыку, изображая балетные па (по слухам, ранее он числился в труппе Большого театра одним из лучших балерунов). Бармен Агаф специализировался на карточных фокусах.

Отдельным клиентам предлагалось угадать, откуда Агаф достанет загаданную карту, и если это все-таки случалось, счастливчик вознаграждался бесплатной порцией самого дорогого коньяка. Я полюбил это место за то, что здесь не было, как в других московских заведениях этого рода, атмосферы кичливого разгула и плохо скрытого разврата. Нет, девицы, зарабатывавшие себе на жизнь по ночам, бывали и здесь, но все они были какие-то не от мира сего и могли запросто побеседовать с тобой, скажем, о Кафке или о Германе Гессе…

Именно в «Анус» я направил стопы в тот холодный ноябрьский вечер, едва отделался от чужой машины, превращенной мною в пункт связи с пациентом спецлечебницы АЧ 3316/28 Виктором Стабниковым. Был уже девятый час, а ровно в полночь я должен был, как делал это ежедневно, заступить на очередное дежурство в стенах неуютной и холодной квартиры, принадлежащей не мне, а Опеке.

Меня привело в бар не желание выпить за упокой моего предшественника или, точнее, не только оно… Определенный этап моего тайного расследования был завершен, и теперь следовало хорошенько подумать над тем, какие выводы можно было из него извлечь.

Через два часа я спохватился, что коктейль, который я заказал, придя в «Анус», так и стоит передо мной нетронутым и что я совсем не слышу ни музыки, ни жужжания голосов за соседними столиками. Я поднял голову, и на меня тут же обрушился водопад звуков, а по глазам стегнул луч из цветомузыкального устройства над стойкой бара. Оказывается, все это время я провел почти в полной «отключке», сосредоточенно размышляя над тайной Опеки.

Я залпом осушил коктейль, расплатился с Агафом и поехал к себе на «Авиамоторную».

Без пяти минут двенадцать я открыл дверь своей квартиры и ввалился в тьму прихожей. Машинально насвистывая модную песенку «Эх, напрасно, тетя, вы лекарство пьете!», прошел на кухню, поставил на плиту чайник, открыл кран и умылся прохладной водой.

– Вообще-то культурные люди умываются в ванной, – вдруг ехидно произнес за моей спиной чей-то знакомый голос.

Еще в номерной «учебке» инструкторы отмечали высокую скорость моей реакции, но сейчас мне удалось вовремя обуздать свое инстинктивное намерение не оборачиваясь ударить назад пяткой ноги и одновременно, падая вбок, швырнуть в говорившего увесистую глиняную тарелку, вот уже два дня грустно торчавшей в немытом состоянии на столе рядом с раковиной. Вместо этого я шумно высморкался под струей воды и только потом пробурчал:

– Если бы эти культурные люди прожили, как я, пятнадцать лет в условиях коридорной системы, они бы тоже заимели такую дурную привычку: ванная-то в «коммуналке» бывает постоянно занята…

Вытерся и не торопясь повернулся. Опираясь плечом на дверной косяк, как ни в чем не бывало передо мной стоял сам Генон. Скорее всего, он явился сюда раньше меня: брызги грязи на его ботинках уже успели высохнуть. Наверное, сидел в темной комнате и поджидал меня, как паук муху. Шляпы на моем шефе не было – значит, внизу его ждала машина, – но на сложенные на животе руки был небрежно наброшен свернутый вдвое потертый темно-синий плащ.

Мне было от чего похолодеть, и я невольно пожалел, что секунду назад сдержал свои агрессивные инстинкты, так глупо не использовав фактор внезапности. Слишком красноречивым был этот плащ на сложенных вместе руках…

Генон усмехнулся: