Пожилые записки

– Собаки на сене! – гневно выдохнула Алиса. Базилио возмущенно пожевал мясистым ртом.

– Нет времени искать, мы скоро едем, – горестно сказал он и глянул на меня в немой надежде. – Может быть, уступите свое по старой дружбе? Он ведь вам еще достанет.

– А знаете, кого вы можете сыскать? – задумчиво ответил я. – Вы помните Илью Львовича? Он вам когда-то что-то покупал по случаю. Он в тех краях бывал ведь очень много, для геологов делал какие-то снимки. Я уже года два его не видел. У вас нету, кстати, его телефона?

– Мы его не знали толком, он уже и умер, наверно, даже не прикину, где его искать, и телефона не было у него, – ответил Базилио так быстро, что я снова ощутил туго натянутую леску. Хоть, видит Бог, еще не понимал я, что за замысел созрел во мне и вот выходит из меня обрывками.

Лиса и кот сердечно попрощались, торопливости своей почти не тая.

Я покурил и позвонил пропавшему Илье Львовичу. Ехать к нему было лень, да говорить мне ничего особенного и не предстояло.

– Илья Львович, – сказал я, – есть возможность вернуть наш долг.

Он недоверчиво промолчал.

– Вы много лет уже отдали фотографии, – размеренно продолжил я. – Вираж-фиксажи всякие, проявители-закрепители, сплошная химия, не правда ли? Вы Менделеев, Илья Львович, вы Бородин, тем более что он был тоже музыкантом.

– Ну? – ответил Илья Львович.

– Сядьте и сварите мумиё, – сказал я буднично. – Это такая черная смолообразная масса. Придумайте сами, из чего ее лучше сделать. Твердая и блестящая на сломе. Впрочем, я ее в глаза не видел. И чтобы было килограмма полтора. Нет, лучше два куска: один пусть весит килограмм, а второй – полтора. И привезите оба их ко мне.

– Вы здоровы? – осторожно спросил Илья Львович.

– Как никогда, – ответил я. – Но только помните, что мумиё – это помет древних птиц. Или какой-то родственник нефти. Тут гипотезы расходятся, так что пускай оно чем-нибудь пахнет. Не важно чем, но сильно. И еще. К вам не сегодня-завтра, а всего скорее через час приедут лиса Алиса и кот Базилио.

– Препакостная пара, – вставил Илья Львович.

– Да, это так, – охотно согласился я. – Они вас будут умолять немедленно лететь куда-то на Памир или Тянь-Шань и там сыскать кого-нибудь, кто носит мумиё из недоступных человеку горных ущелий.

– Что, и они сошли с ума? – опять спросил меня бедный Илья Львович.

– Они вам дадут деньги на самолет, – продолжал я холодно и монотонно, – так что дня четыре вы поживете где-нибудь не дома. Вы скажете им, что это трудно, но возможно и что вы уже догадываетесь смутно, к кому можно обратиться где-нибудь во Фрунзе.

– Но Тянь-Шань – это совсем не там, – машинально возразил бывалый Илья Львович.

– Город вы сообразите сами, я в географии не силен, – ответил я. – За это время вы должны мне привезти два куска этого самого чистейшего мумиё. Или оно склоняется? Тогда мумия.

– Безумие, – сказал мне Илья Львович. – Авантюра. Чушь какая-то. Вы до сих пор еще мальчишка.

Он говорил это так медленно и отрешенно, что было ясно: он уже обдумывал рецепт.

А вечером в тот день он позвонил мне сам.

– Уже изобрели? – обрадовался я.

– Я улетаю в Душанбе, – сказал он мне. – Они– таки сошли с ума. Они пообещали мне Бог знает что, а Алиса поцеловала меня. Они сами отвезли меня в кассу и купили мне билет. И дали деньги на обратную дорогу. И на мумиё дали задаток, остальное вышлют телеграфом. И немного на еду. А на гостиницу не дали, Базилио сказал, что там достаточно тепло.

– И правильно, переночуйте на скамейке, – согласился я. – Теперь сдайте билет обратно в кассу и варите мумиё. Вы давно с ними расстались?

– Нет, недавно, – голос Ильи Львовича был бодр и деловит. – Билет я уже сдал, вы думаете, я такой уж растяпа? В такую даль чтоб я тащился, как вам нравится? И деньги теперь есть на химикаты.

– Жду вас и желаю творческой удачи, – попрощался я.

Он появился через день. «Везу!» – сказал он гордо, когда звонил, удобно ли приехать. Гладкие и круглые, похожие по форме на сыр, куски темно-сизой, почти черной массы внизу имели явный отпечаток больших мисок, в коих были сварены. Я молотком немедленно лишил их всех кухонных очертаний.

– Это асфальтовая смола, которой покрывают дороги, – пояснил мне с гордостью творца повеселевший Илья Львович. – Это перемолотый на мясорубке чернослив, головка чеснока, столярный клей, жидкость для очистки стекол и проявитель. Я понимаю, что сюда бы хорошо еще кусок дерьма, но я боялся, что придется пробовать. Так что же вы задумали, что? Я эту гадость продавать не буду. Даже им.

– Я б никогда вас не толкнул на жульнический путь, – с достоинством ответил я.

Ибо мой замысел уже дозрел во мне до осознания.

Спустя еще два дня Илья Львович позвонил коту Базилио и сообщил, что возвратился он пустой, но ему твердо обещали и еще дней через несколько всё будет хорошо. И снова позвонил через пять дней – сказал, что всё в порядке, завтра в десять пусть они придут к консерватории, прямехонько к сидящему Чайковскому, у памятника он их будет ждать.