Ожидая нужного мне человека, я стоял в небольшом узком коридорчике и рассматривал стенд с фотографиями. Профессиональная деятельность наложила на меня свой неумолимый отпечаток, увиденное не вызывало во мне содроганий и отвращения, а настраивало на философский лад, к чему едва уловимо примешивалась тоска, осознание собственного бессилия, невозможности что-либо изменить. Человек — всего лишь букашка, жертва всевозможных пороков или стечения обстоятельств, пылинка, не оставляющая следа, растворяющаяся в пустыне мироздания. А насколько долговечна людская память, что думают о нас, ныне живущих, смотрящие с небес?
Смерть не видит различий между национальной принадлежностью, материальным благополучием и социальным статусом тех, кого она хочет прибрать, она не признает никаких
Неясный поломанный силуэт, серые, источившиеся, обглоданные рыбами кости, вмерзшие в глыбу льда, — что это: останки незадачливого пловца, рыбака или жертва криминала? Горы золы и поваленные одна на другую обугленные колоды — место жуткой трагедии, где нашла свой конец сгоревшая заживо молодая дружная семья: мать, отец и двое маленьких детей. Большой кровавый бифштекс в центре гостиной, влипшие в мясо светлые волосы и полоски белой материи — так отплатил четырнадцатилетний подросток тридцатилетней женщине, отказавшей ему в близости.
Я отвлекся от рассматривания фотографий и обернулся к приближающемуся человеку. Саныч работал судмедэкспертом, любил свою работу, оттого что мертвецы не причиняли зла, а в свободное время принимал участие в любительских спектаклях и вынашивал планы создания собственного театра. Он был рыжебородым карликом, трезвенником и юмористом, и мне периодически приходилось навещать его в процессе расследований.
— Давненько не виделись, — приблизившись, приветствовал меня Саныч, облаченный в широченные, обляпанные сукровицей джинсы и грязный прорезиненный фартук на голое тело. — Столько всяких известий, а ты настойчиво обходишь стороной мою райскую обитель. Не шучу, обижусь.
Я произнес вычурную цветастую речь, и Саныч смилостивился.
— Тронут, аж прослезился, — отступил он. — Но знай, ты многое потерял. Вот, к примеру, знаешь, что негры бывают зеленые?
Я изобразил на лице притворное изумление.
— Я раньше тоже не знал, — пустился в словоблудие Саныч. — А совсем недавно… Спустился один такой с пальмы и прямиком в нашу цивилизацию перенимать научно-технический опыт. После работы, как и положено, за ларьками литр на троих. Выпили денатурата, закусили ирисочкой, пивком зашлифовали и по домам разошлись. Нашим мужикам хоть бы что, а негр опосля ванну задумал принять, ну и склеил ласты. Привезли его на мой мясницкий стол. Мамой его клянусь, зеленый!
И Саныч тонко захихикал. Я вежливо поддержал судмедэксперта в его восторге.
— А некто Ланенский Виктор Евгеньевич тебе на днях не попадался? — просмеявшись, спросил я.
— Представительный дядечка, — хмыкнул Саныч. — Его на разделочный столик впятером затаскивали.
— Это могло быть самоубийством?
— С какой стороны поглядеть, — оседлал свой профессиональный конек Саныч. — Были случаи, когда некоторые умники и гвозди себе в череп забивали, и дрелью висок сверлили. Но то ж сумасшедшие. Какой человек в здравом уме будет свежевать себя бритвой по горлу? Неэстетично как-то. Повеситься, утопиться, застрелиться, наглотаться таблеток… Вены порезать в ванной — тоже неплохо. Хотя и убийством назвать трудно. Знакомые криминалисты мне рассказывали, что на бритве не было отпечатков посторонних пальцев. Только покойника. И очень отчетливые. Если убийца был в перчатках, он должен был держать бритву очень бережно, чтобы не смазать имеющийся набор. И усыпить бдительность жертвы, приблизиться вплотную. «Не совершайте лишних движений, господин Ланенский, расслабьтесь, сейчас я вам буду резать горло». Смешно. Имеется еще вариант. Убитому сначала перерезали горло, а потом оставили на бритве отпечатки его пальцев. Но в таком случае должна была возникнуть потасовка, остаться следы побоев на теле. Да и справиться голыми руками с нашим жмуриком не так-то просто. Словом, одни загадки.
— Убийцей могла быть женщина?
— Да хоть ребенок, при условии, что потерпевший не оказывал никакого сопротивления. Усилий больших тут не надо. Правда, характер раны несколько странный. Явно не профессиональная работа. У тех все гладенько, ровненько, чистенько, любо-дорого посмотреть. А тут края раны рваные, загнуты вовнутрь. Лезвием будто не полоснули, а рубанули наискось. Он еще какое-то время жил, пока не истек кровью.