Пожинатель горя

Дальнейшая схема была проста, не раз обыгрывалась в детективных фильмах и книгах. Подобное очень часто встречается и в реальной милицейской практике. За рулем находится труп или человек без сознания, неуправляемая машина на полной скорости летит в пропасть. Толковый сыщик всегда усматривает в таких катастрофах инсценировки. Так же он интересуется временем наступления смерти. В свою очередь грамотный судмедэксперт дает ответ. Порой это бывает сделать сложно, но нельзя сказать, что совершенно невозможно. Задача Саныча была значительно облегчена показаниями свидетелей, тех самых деревенских пацанов, ежедневно наведывающихся в карьер ставить свои пиротехнические опыты. Мальчишки все как один назвали день, когда они обнаружили остов сгоревшего автомобиля и мертвеца внутри. Это был тот самый день, в который я последний раз виделся с начальником службы безопасности.

— Минутку, — прервал я. — Почему же тело попало к тебе только вчера?

— Да пацаны несознательные, — хихикнул карлик. — Испугались, вдруг на них покойника повесят. Насмотрелись по ящику, как менты показания для плана выбивают. Ну и сговорились молчать. А один мальчонка до того струхнул, что вчера проболтался предкам. Те в милицию. И завертелось.

Перед глазами встала отчетливая картина нашего с Фирсовым расставания. Еще тогда мне показалось странным, как торопливо он свернул беседу, рассеянно кивнул и поднялся из-за стола. Мысленно отставной полковник находился уже в другом месте. Один на один с убийцей. Что-то из сказанного мною позволило ему догадаться обо всем.

— Кому ты передал свое заключение? — спросил я судмедэксперта.

— Как это и принято, следователю, — недоуменно отозвался тот.

— А его звали, случайно, не Федорчук?

Саныч был поражен моей проницательностью.

— Точно.

— Можешь быть уверен, дело будет закрыто за отсутствием состава преступления.

Больше я ему ничего не объяснил, поблагодарил за все, что он сделал и еще сделает для меня, и подтолкнул Веронику к выходу.

— Вы уже знаете, кто убийца? — спросила она меня на улице.

— Похоже, что знаю.

— Я не верю в закон, не верю в его справедливость, — уже не сдерживая слез, говорила девушка. — Я не верю в Бога, потому что если бы он был, то не допустил всего того, что приключалось и приключается со мной. Володя научил меня обращаться с любым оружием, и холодным, и огнестрельным, он говорил, что в нашей бандитской стране это необходимо каждому. — Голос ее звучал уверенно, зрачки сузились. — Прошу, заклинаю вас во имя его памяти: отдайте преступника мне!

Взгляд ее потемневших глаз был страшен.

— Отправляйся к сыну, — сказал я. — Мать не должна становиться убийцей.

— Трепло и слабак, — сорвалось с ее губ.

Кожаная девушка поплелась прочь от меня.

Действо двадцать второе. Галкин провокацию осуществляет и…

Вряд ли встретишь человека, который ни разу в жизни не нарушил закон. Даже справляющего нужду или распивающего спиртные напитки в общественном месте при желании можно привлечь за мелкое хулиганство. Для преступников нарушение закона не что иное, как заработок средств на хлеб насущный. Нечистоплотные работники прокуратуры за взятки закрывают уголовные дела и занимаются подтасовкой фактов. Опера превышают свою власть при задержании. И много чего еще… Дешевой частной ищейке для достижения сомнительной справедливости время от времени тоже приходится играть по их правилам.

Я спустился в подвал, где обитала Любка Карякина. Не прислушивался и не стучался, с ходу врезал по картонной двери ногой. Полумрак. Просочившийся во все углы, стоящий сплошной стеной дух гари, пота и испражнений. Тряска волосатых ягодиц, липкие шлепки соприкасающейся плоти. Чьи-то сальные патлы, и я остервенело тяну за них, а он отпихивается локтями, попадает мне в живот. И я бью уже по-настоящему в его перекошенное злобой лицо, свожу ему набок нос, превращаю в кровавые лохмотья губы. Я не могу объяснить себе, почему обхожусь с этим случайным парнем так жестоко. Ему удается вырваться и убежать.

Любка долго не подавала признаков жизни, словно одеревенев в позиции соития: высоко поднятый таз, растрепанная голова, уткнувшаяся в колючее прожженное одеяло. Мне больно видеть ее живот.

— Ты в порядке?

Она перекатилась на спину, смотрела на меня снизу, и осознание чего-то ужасного, катастрофического ломало, выжигало наркоманку изнутри.

— У него было ширево… Подыхаю…

— Я могу предложить еще больше.

— Ты кто?

— Не важно.

Недоверие сменилось робкой надеждой.

— Ну если так… Давай… только быстрее… — Она постаралась принять первоначальную позу.

Ногой я придвинул ей какие-то шмотки, разбросанные на полу.

— Одевайся. Прогуляемся до ближайшего телефона-автомата. Выполнишь все, что я скажу, — слупишь по-крупному.

Ее шатает, и выглядит она еще хуже, чем тогда. Не лицо, а бурая корка, на которой прорезаны щелки глаз и покривленного рта. Синяки, ссадины и язвы. Несовершеннолетней девке осталось совсем немного.