Пожинатели плодов

«Менты» налетели коршуньем: это еще б к нищему доходяге подумали прицепиться, а тут «клиент», судя по машинешке, солидный.

— Ба-атюшка! — ехидно протянул бугай-сержантик, вглядываясь в документы и с нескрываемым удовольствием обнаружив в них какое-то нарушение. Его напарник, как ищейка, сновал вокруг «форда» и тоже нашел то, что, видно, желал отыскать, весело сообщил о том старшому. Тот, пристально уставясь на водителя, выдержал паузу, потом вздохнул и по-хозяйски забрался за руль.

— Неисправное транспортное средство заберете на стоянке у отделения милиции. Время пошло… На вашем месте я ездить вообще бы не рискнул, — назидательно добавил страж порядка, окинув Шишадамова пренебрежительным взглядом уверенного в собственном здоровье человека.

— Это произвол… Я вашему генералу пожалуюсь, мы с ним хорошие знакомые! — угрозливо пообещал Шишадамов.

— Ради Бога! Вас послушать, так все вы кумы да сватовья нашему начальству! И это вот заберите! — сержант выставил из кабины старомодный саквояж. — Еще потом заявите, что сперли у вас, ба-атюшка! — опять с ехидством протянул он, коротко хохотнул и надавил на газ.

Серега толокся все время тут, ныл просительно: мол, отпустите водителя-благодетеля, всего один такой добрый человек сыскался, пока не легла на его плечо властная рука:

— Ты кто?

— Прохожий, — растерянно молвил Серега.

— Так проходи! Или в отделение захотел?

И Серега сник, отбрел в сторонку, но, когда менты «Форд» отогнали, и бородач, повиснув на костылях, тоскливо проводил автомобиль взглядом, бормоча: «Были времена, чуть ли честь на перекрестках не отдавали! Да, были времена…», подошел и поднял опрокинутый в пыль саквояж:

— Простите, все ведь из-за меня…

— Бог простит, брат! — вздохнул Шишадамов. — Ты лучше подскажи как в город добраться?

— Последний автобус ушел, я вот на попутках полдня уехать не могу. А вечером кто посадит?

Надо было где-то ночевать, не на скамейке же в саду. Серега, приноравливаясь к грузному и неловкому ковылянию попутника, повел его туда, куда не думал возвращаться — к своему бывшему родному дому.

8.

Ворота, ближе к ночи, Зойка запирала накрепко: управясь со «скотобазой», хозяйка ложилась спать рано, даже беспощадно вырубала телевизор перед носом квартиранта — нечего на голых баб пялиться, так что Серега сейчас, подходя к дому, шаги замедлял и с тайной надеждой на окна Алкиной избенки стал посматривать — как бы туда на ночлег напроситься не пришлось.

И как чувствовал — в проеме распахнутой калитки Алка! Будто ждала — поджидала! Только не как вчера — днем развязно-веселая, а ночью в пьяных слезах, разлюли-малина, — нет, она была перепугана, растеряна и обрадованно бросилась навстречу:

— Сережа, помоги!

Ухватив Серегу за руку, Алка потянула его за собой на уличный конец, за крайний дом. Сбоку шатких разбитых мостков, смяв заросли крапивы, под забором валялась навзничь пожилая женщина.

— Мама, мама! — одернув задравшуюся юбку на толстые, с буграми синих вен, перемазанные грязью ноги, затормошила ее Алка.

Мать была до бесчувствия пьяна. Когда удалось ее приподнять и усадить, уперев спиною в доски забора, замычала что-то невнятно, безвольно свесив голову с растрепанными крашеными под «каштан» волосами. Алка с Серегой понадрывались, норовя поставить мать на ноги — без толку: дама полная, грузная.

— Может, пролежится и сама встанет! — предположил задохшийся от натуги Серега.

— Не мужик же! — Алка, закусив губу и размазывая по лицу слезы, соображала, как жить да не погибнуть. — Слушай, у нас же во дворе тачка! Увезем!

На тачку — не автомобиль, а на простую дрововозку на чугунных дореволюционной отливки колесах тетку кое-как, с оханьем и крепким словцом, взвалили и впряглись, толкая в горку. Дотаратали до крыльца, Алка притащила из сарайки охапку сена и в коридорчике на полу принялась мать устраивать.

Серега услышал с улицы чье-то покашливание и вспомнил о своем попутчике: с такими страстями замотаешься и все на свете забудешь! Вон он сиротливо примостился на бревнышках возле Зойкиного дома и поглядывает тоскливо.

— Можно у тебя переночевать?

Алка в ответ усмехнулась:

— Что, Солдат тебя как очередного подживотника выставила?

«Из-за тебя же, дура!» — едва не ляпнул зло Серега, но сдержался и показал на спутника:

— Я не один.

— Какой разговор! — вздохнула устало Алка. — Места хватит, приткнетесь где-нибудь.

Шишадамов, с опаскою косясь на лежащую в коридоре «даму», преодолевая с Серегиной помощью высокие пороги, прошел в избу, остановился посреди худо прибранной горницы с незамысловатой мебелишкой — широкими лавками вдоль стен, кое-как заправленной громоздкой кроватью с узорными спинками из гнутых металлических прутьев, с колченогим столом, заваленным немытой посудой, остатками недавней выпивки. Привычно взглянул на «красный» угол — над полочкой-киотом на стене явно светлели прямоугольники вместо икон, недавно, видимо, здесь стоявших; рука сама было потянулась сотворить крестное знамение и замерла на полпути.

— Вы не батюшка будете? — Алка, заметив это, настороженно воззрилась на гостя.

Отец Арсений кивнул.